Ее полная фигура в одной рубашке, спустившейся с плеча, была теперь так комична, что Елизавета не выдержала и расхохоталась.

— Так и не хочу! — сказала она, перестав смеяться.

— Матушка! Золотая ты моя! — взмолилась Мавра. Ивановна. — Не шути ты так… Не доведешь ты меня этими шутками до добра. Опять будет мне Герман-то наш кровь отводить.

— Да не шучу я, Мавра Ивановна, — на этот раз с непритворной досадой отозвалась цесаревна. — Совершенно всерьез я говорю — не буду я корону носить, не надобна мне она.

— Как не надобна! Да что ты, золотая моя, несуразицу такую несешь. Да как же наша Расея без царицы будет?!

— У России есть царь, и другой царицы ей покамест не нужно.

— Ну, какой же это царь, ежели он еще в люльке лежит!

— Это все равно, — твердо проговорила Елизавета Петровна. — Есть царь, хоть и в люльке, и слава Богу… А мне соваться не к чему.

Мавра Ивановна помолчала с секунду, затем вдруг взвизгнула и хлопнула себя руками по бедрам.

— Так не бывать этому!.. — воскликнула она таким звонким голосом, что даже цесаревна испуганно вздрогнула.

— Как не бывать? Чему не бывать?

— А вот отказу-то твоему. Так и не бывать! Ишь что удумала… Нет, ваше высочество, нельзя, нельзя этого! Ведь коли предрешено тебе царствовать — так ты и царствуй! — Мавра Ивановна вдруг залилась слезами и выбежала из спальни цесаревны.

Цесаревна усмехнулась, когда Шепелева выбежала за дверь, но усмешка вышла какой-то гримасой. Горячая любовь, так и сквозившая в каждом слове этой непочтительной речи, тронула цесаревну, и она все утро думала об этих словах ее простой, бесхитростной камер-юнгферы.

Обыкновенно, когда происходила размолвка по какому-либо поводу между Елизаветой и Маврой Ивановной, Шепелева или исчезала на целый день из дому, или запрятывалась так, что цесаревна не могла ее разыскать. Так, по обычаю, полагалось и сегодня, но каково же было удивление цесаревны, когда в одиннадцать часов утра дверь ее будуара, где она сидела, держа в руках какую-то книгу, но витая мыслями в прошлом, отворилась и показалась голова Мавры Ивановны. Это так обрадовало Елизавету, не умевшую долго сердиться и страшно скучавшую о своем друге, что она бросилась к дверям, боясь, что Шепелева опять исчезнет.

— Маврушка! — воскликнула она. — Бросила дуться!

Мавра Ивановна переступила порог, с таинственным видом притворила дверь и промолвила:

— Матушка, гостья дорогая к тебе пожаловала…

— Какая гостья?

— Какая еще у вашего высочества самая дорогая да любезная есть?.. Вестимо, ее императорское высочество великая княгиня всероссийская, родительница императора августейшая.

— Правительница! — воскликнула Елизавета.

— Она самая. К крыльцу уж подъехала… Петр Иванович встречать побег…

«Зачем она приехала?» — как молния мелькнуло в мозгу цесаревны.

Но она не стала задумываться над разрешением этого вопроса и, наскоро оправив перед зеркалом волосы, быстрыми шагами направилась в приемную залу, в которой уже находилась Анна Леопольдовна.

Отвешивая, согласно этикету, глубокий поклон, цесаревна постаралась уловить выражение лица своей гостьи, чтобы заранее знать, чего ей ожидать от этого визита, чтобы заранее приготовиться к отпору, если это необходимо. И выражение лица Анны Леопольдовны ей не понравилось. Было заметно, что правительница не в духе.

Едва ответив ледяными губами на поцелуй цесаревны, Анна Леопольдовна кинула быстрый взгляд на Шувалова и Шепелеву, стоявших на почтительном расстоянии поодаль, и проговорила, подчеркивая фразу:

— Я приехала поговорить с вами, сестрица…

Елизавета взглянула в свою очередь на своих любимцев, те поняли ее безмолвное приказание и вышли из залы.

— Вы, конечно, не ждали меня увидеть у себя, сестрица? — спросила Анна, когда они остались одни.

— Откровенно признаться, не ждала, — ответила Елизавета. — Но я от души рада, что вы мне оказали эту высокую честь.

Ядовитая улыбка тронула губы правительницы.

— Вряд ли вы скажете то же самое, когда узнаете, какие причины заставили меня переступить порог вашего дома.

Цесаревна почуяла что-то враждебное в этой фразе; тон, каким она была сказана, ее обидел. Она вспыхнула, но сдержалась и мягко заметила:

— Каковы бы ни были причины, приведшие вас ко мне, — я рада видеть ваше императорское высочество.

Анна устремила на цесаревну испытующий взор и медленно произнесла:

— Даже если бы я явилась затем, чтобы арестовать вас?