Захаров внезапно осекся под пристальным взглядом Карпова.

– Кто повыше? – тихо переспросил тот.

– Вот вы и разберитесь! – махнул рукой Захаров. – Это же уже ваше, так сказать…

Его фразу оборвал резкий звонок телефона. Карпов хмуро взял трубку.

– Алло, – он узнал голос дежурного и взял карандаш. – Да, записываю… Ага, значит, нападение было, но нападавший скрылся? Да, записал. Что еще? Сигнал?.. Какой сигнал?..

С минуту он внимательно слушал дежурного, потом сказал «Понял тебя, спасибо», положил трубку и взглянул на Захарова пристально.

– Интересное кино получается, товарищ Захаров, – медленно произнес Карпов, вставая. – Вернее, господин Захаров…

– В каком смысле? – обескураженно переспросил чекист.

Вместо ответа Карпов обошел стол и резким ударом сбил Захарова со стула на пол.

– А вот в таком.

Через десять минут двое ГПУшников под руки вволокли избитого в кровь Захарова в одиночную камеру. Карпов, тяжело дыша, вытер распухшие кулаки, сплюнул на пол.

– Чем скорее ты сознаешься, сволочь, тем легче тебе будет встречать смерть, – выговорил он и с грохотом захлопнул стальную дверь.

Захаров с трудом, опираясь на руки, приподнялся на каменном полу. Было так тихо, что он услышал, как капает с лица кровь – его собственная кровь.

И тогда он бросился на стальную дверь, барабаня в нее кулаками:

– Выпусти-и-и-и!!!

Сколько раз он слышал такие крики и пропускал их мимо ушей…

Хозяин рижской квартиры, которую снимали Сабуровы, очень удивился, увидев на пороге подтянутого, сухощавого мужчину в форменной одежде водителя такси.

– Я очень извиняюсь, но сюда таксомотор не вызывали, – сказал он, сумев даже в латышскую фразу внести неистребимый одесский акцент.

– Сабурову Софью Петровну можно видеть? – сухо спросил таксист по-русски.

– Ах, вы до Софьи Петровны? – обрадованно перешел на русский хозяин. – Пожалуйста.

Мать Владимира лежала в постели с книгой в руках. Она взглянула на таксиста удивленно и встревоженно.

– Добрый день, Софья Петровна, – поклонился тот. – Я – полковник Павел Дмитриевич Шептицкий. Честь имею, – он щелкнул каблуками сапог.

– Постойте… я догадываюсь, – прищурилась женщина. – Вы – прежний командир Володи?

– Так точно. Командовал ротой, в которой служил ваш сын, потом был начштаба полка.

– И вы, наверное, принесли мне деньги? – усмехнулась Сабурова.

Полковник тоже усмехнулся в ответ, полез в карман куртки.

– Вы правы, мадам. Здесь необходимая сумма для того, чтобы расплатиться за вашу квартиру. Кроме того, вам нужны лекарства.

Он вынул плотную пачку двадцатилатовых купюр. Но Сабурова не брала их. Возникла неловкая пауза – гость стоял, протягивая деньги больной, но та даже не смотрела на них.

– Скажите, зачем вы послали моего сына на смерть? – внезапно очень отчетливо проговорила Софья Петровна.

Полковник вздрогнул.

– Виноват?..

– Зачем вы послали его на смерть?

Шептицкий попробовал улыбнуться.

– Софья Петровна, вы заблуждаетесь. Владимир отбыл в командировку в Эстонию, налаживать связи с нашими союзниками. Он член Балтийской Военной Лиги, и…

– Он тоже мне так написал в записке, которую оставил на столе, – перебила Софья Петровна. – Но если бы он уезжал в простую командировку, он попрощался бы со мной, глядя мне в глаза… Он никогда мне не лгал. Не смог солгать и сейчас. Куда вы послали моего сына? Отвечайте! В Совдепию?

Полковник молчал, опустив руку с деньгами. Брови Софьи Петровны горестно надломились.

– Я знала… я чувствовала это…

Она начала подниматься на постели.

– Ради чего вы все это делаете, полковник? Ради удовольствия тех, кто предал Россию десять лет назад? Как и тогда – чтобы Европе было приятно? Чтобы на старости лет дачка в Юрмале и счет в Швейцарии, да?..

– Мадам… – кашлянул полковник.

– Заберите эти деньги себе. Вы же так любите деньги, верно ведь?

Шептицкий молча положил пачку латов на стол.

– Я не хотел расстраивать вас, Софья Петровна, но сын ваш, по-видимому, оказался предателем, – сухо проговорил он. – Да, он действительно в Совдепии, вы правы… Но лучше бы мы его туда не посылали. Всего хорошего.

Он склонил голову и вышел. Софья Петровна смотрела на закрывшуюся за ним дверь расширенными от ужаса глазами.

Извозчик остановился у ограды Летнего сада. Владимир выпрыгнул на панель, протянул извозчику смятую зеленую трешку.

– Держи, отец. Будь здоров.