— Ну, хорошо, раз ты так хочешь.

— Да, хочу, — пренебрежительно говорит он, и я начинаю отходить. — Эй, Кэлли, тебя же Кэлли зовут, да? Могу я попросить тебя об одолжении?

Я оглядываюсь через плечо.

— Конечно. Каком?

— В ванной внизу есть аптечка, а в холодильнике — пачка со льдом. Ты не могла бы мне их принести? Мне бы не хотелось заходить, пока я не привел себя в порядок.

Мне отчаянно хочется уйти, но меня убеждает умоляющий тон его голоса.

— Да, могу.

Я оставляю его у домика для бильярда и захожу внутрь, где из-за переполненного помещения трудно дышать. Прикрываясь локтями и надеясь, что до меня никто не дотронется, я пробираюсь сквозь толпу.

За столом Мэйси Оуэнс, мать Кайдена, разговаривает с какой-то другой матерью и машет мне рукой, друг о друга звенят ее золотые и серебряные браслеты.

— О, Кэлли, твоя мама здесь, дорогая? — У нее заплетается язык, а перед ней стоит пустая бутылка вина.

— Она в машине, — перекрикиваю я музыку, когда кто-то врезается мне в плечо, и мои мышцы напрягаются. — Она говорила по телефону с отцом, поэтому отправила меня найти моего брата. Вы его не видели?

— К сожалению, нет, дорогая. — Она делает сложный жест рукой. — Просто здесь так много людей.

Я слабо машу ей в ответ.

— Ну, ладно, тогда пойду поищу его.

Уходя, я размышляю, видела ли она своего мужа и спрашивала ли его о разбитой руке.

Мой брат Джексон сидит на диване в гостиной и разговаривает со своим лучшим другом Калебом Миллером. Я замираю у порога, чтобы меня не было видно. Они продолжают смеяться и говорить, пить пиво, будто ничто не имеет значения. Я презираю своего брата за смех, за то, что он здесь, за то, что мне приходится искать его и сообщать ему, что в машине ждет мама.

Я хочу пойти к нему, но мои ноги не двигаются. Я знаю, что мне нужно с этим покончить, но по углам целуются парочки, танцуют в центре комнаты, и от этого мне неудобно. Я не могу дышать. Двигай ногами, двигай.

Тут в меня кто-то влетает и чуть не сбивает с ног.

— Прошу прощения, — извиняется грудной голос.

Я хватаюсь за дверной косяк, и это выводит меня из транса. Я спешу по коридору, даже не потрудившись посмотреть, кто в меня врезался. Мне нужно выбираться отсюда на воздух.

После того, как я беру из нижнего шкафчика аптечку, а из холодильника — пачку со льдом, то длинным путем через боковую дверь выхожу из дома, чтобы меня не заметили. На улице Кайдена нет, но из окон бильярдного домика пробивается свет.

Немного помедлив, я открываю дверь и просовываю голову в тускло освещенную комнату.

— Привет.

Из дальней комнаты выходит Кайден без рубашки, прижимая к лицу яркое от крови скомканное полотенце.

— Эй, ты принесла то, что я просил?

Я проскальзываю в комнату и закрываю за собой дверь. Отвернувшись к двери и пытаясь не смотреть на него, я протягиваю ему аптечку и пачку со льдом. Из-за его голой груди и низко сидящих на бедрах джинсов меня накрывает волна смущения.

— Я не кусаюсь, Кэлли, — безразлично говорит он, беря аптечку и лед. — Тебе не нужно пялиться на стену.

Я заставляю себя посмотреть на него, и мне трудно не глядеть на его шрамы, исполосовавшие живот и грудь. Больше всего тревожат вертикальные линии на предплечьях, толстые и неровные, будто кто-то провел лезвием по его коже. Как бы мне хотелось провести по ним пальцами и забрать всю боль и воспоминания, связанные с ними.

Он быстро опускает полотенце, чтобы прикрыть себя, и в его здоровом глазу сквозит смущение, когда мы смотрим друг на друга. Пока длится это мгновение, как щелчок пальцев, но при этом продолжающееся вечность, у меня в груди громко колотится сердце.

Он моргает и прижимает к воспаленному глазу лед, при этом кладя аптечку на бильярдный стол. У него дрожат пальцы, когда он убирает руку, а кожа на костяшках пальцев содрана.

— Можешь достать мне марлю? А то у меня немного болит рука.

Я пальцами нащупываю защелку, поддеваю ее ногтем и тяну. Появляется кровь, когда я открываю крышку, чтобы достать марлю.

— Может, тебе нужно наложить швы на порез под глазом? Он выглядит ужасно.

Он, морщась от боли, промокает порез полотенцем.

— Все будет в порядке. Мне просто нужно его промыть и заклеить.

Меня будто обжигает пар от горячей воды, кожа покрывается красными пятнами и волдырями. Мне просто хочется снова себя почувствовать чистой. Я беру у него влажное полотенце, осторожно, чтобы наши пальцы не соприкасались, и наклоняюсь вперед, осматривая раны, которые настолько глубокие, что видны мышцы и ткани.