Мессер Соффредо вынужден был лишь отрицательно помотать головой. Слова почему-то отказывались покидать его напряженное волнением горло.

– А почему же это так?
– задал следующий вопрос Иннокентий. Удивительное дело, все вопросы Папы были простые, а вот отвечать на них было мучительно трудно. Слова казались какими-то деревянными, ни в малой степени не отражающими всю сложность скрывающихся за ними смыслов.

– Ну, - начал было мессер Соффредо, - человек несовершенен...

– Стоп!
– тут же прервал его Папа.
– Энрико Дандоло тоже несовершенен? А ведь ты, сын мой, ровно пять минут назад превозносил его совершенства до небес! Но между тем, злодейство, задуманное им, тысячекратно превосходит все зло, которое могло бы, напрягаясь изо всех сил, совершить население не самой маленькой христианской страны. Причем, каждый из жителей был бы при этом намного менее совершенен, нежели мессер Дандоло.

– Так в несовершенстве ли человека дело?

– Отче, - взмолился несчастный Соффредо, - вы задаете вопрос, на который у меня нет ответа! И это мучит меня уже который день!

– Полно, - улыбнулся Иннокентий.
– Обещаю, что из этой комнаты ты выйдешь, унося ответ с собой ... Но для начала напомни мне, пожалуйста, первый стих из Нагорной проповеди Господа нашего Иисуса Христа.

– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное...
– знакомые слова легко ложились на язык, унося куда-то все сложности, делая мир простым и понятным.

– Итак, блаженны нищие духом.
– Папа поднял кверху указательный палец и тут же уткнул его в сторону Соффредо.
– А кто это такие, "птохи то пневмати", что переведены с греческого на язык святой нашей Матери Церкви как "нищие духом"?

И вновь простой, казалось бы, вопрос поставил кардинала в тупик. Иннокентий же между тем продолжал.

– Простонародье в темноте своей считает "нищими духом" всяких юродивых и просто сумасшедших. Ты тоже согласен, что Царство Небесное должно принадлежать сумасшедшим?

Господи, от слов понтифика попахивало ересью. Кардинал Соффредо сжал покрепче зубы и помотал головой. Нет, он так не считает!

– Так кто же они, "нищие духом", коим по праву принадлежит Царство Небесное?
– Вопросы Папы били в какую-то одному ему известную точку, Соффредо же пребывал в полной растерянности. Слишком уж все это отличалось от вопросов, решаемых им в повседневной жизни.

– Хорошо, поставим вопрос по-другому, - не успокаивался Иннокентий.
– Можно ли Энрико Дандоло назвать "нищим духом"?

Тут уже Соффредо замотал с головой с полной уверенностью. Действительно, какой же из венецианского дожа нищий духом. Папа, казалось бы, прочитал его мысли, ибо продолжил:

– И впрямь, какой из Дандоло "нищий духом"? Он умен, образован, обладает огромным опытом, изощрен в искуснейших интригах... Нет его дух никак не назовешь нищенским. Он богат и многосторонен, отточен трудами великого Аристотеля, могуч и гибок. Так что же с ним не так? Почему закрыто мессеру Дандоло Царство Небесное?

– Его дух - оружие...
– неожиданно вырвалось у Соффредо. Чему он и сам несказанно удивился. Довольный же Иннокентий поднял вверх указательный палец.

– Вот! Под духом мы все разумеем старый добрый разум. И слова Нагорной проповеди имеют в виду его же.
– Папа на секунду задумался.
– Змее Господь дал яд, орлу крепкий клюв, льву когти и зубы, человеку - разум. Чье оружие сильнее?

Соффредо улыбнулся, признавая правоту наставника. Папа же продолжал.

– Как и любой инструмент, разум может быть направлен для какой угодно надобности. Как на добро, так и на зло. Куда же по большей части направляют люди дарованный им Господом разум?

Соффредо промолчал, но Иннокентию ответ уже и не требовался.

– Самые грубые из нас, их еще называют воины, переплавляют данный им разум в воинскую доблесть.
– Папа заговорщицки ухмыльнулся.
– Я как-то наблюдал битву двух горных баранов на узкой тропе по дороге в Алеппо. Поверь мне, ни единого существенного различия с рыцарским турниром я не нашел. Битва, драка, сражение - все это столь сильно укоренено в животной природе, что направляя свой дар в эту область, человек по сути своей ничем от животного и не отличается. Только не говорите об этом нашим рыцарям, - все так же ухмыляясь, попросил папа, - зачем попусту обижать добрых христиан!

– А скольких могучих усилий разума требуется от королей, императоров, иных владетельных особ в их постоянной заботе о расширении своих земель!
– Папа развел руки в стороны, ладонями к себе.
– Или же, наоборот, в защите своих земель от воинственных притязаний соседей.
– Ладони понтифика повернулись наружу.

– Но ведь то же самое делает любая волчья стая. Защита своих охотничьих угодий - ее главнейшая забота. То есть, и здесь разум направлен на достижение целей, вполне животных по своей природе!