Мешавкин Андрей Вячеславович
Шрифт:
— Какой страшный рассказ, — прошептала она. — Ты его сам выдумал?
— Нет, — тяжело сказал Глеб. — Я ничего не выдумывал. Это история Земли. Такая, какая есть.
Он повернулся и двинулся к выходу.
Был уже вечер, и глубокие фиолетовые тени легли на землю. Поддавшись безотчетному порыву, Глеб взлетел. Он поднимался все выше, стремительно набирая скорость. Ветер студил горячее лицо, принося облегчение. Внизу переливался разноцветными огнями город. Потом он уплыл назад, канул в темноту, и открылась широкая, в отблесках зеленоватого света река. А за ней шумел невидимый в ночи лес.
Глеб снизился, полетел медленней и наконец совсем опустился на открывшуюся перед ним поляну.
Острый запах цветов и травы, запах еще теплой от дневного зноя земли пришел к нему. Глеб перевернулся на спину, положил руки под голову и долго смотрел на звезды.
Потом он уснул.
— Я нашел Тира, — сказал Траарк. — Спит в лесу, недалеко от передатчика, на траве.
Кори облегченно вздохнула.
— А мы уж думали, что он ушел на Землю.
— Ну, положим, так думала ты одна, — усмехнулся Лускул. — Я был уверен, что Тир никуда не уйдет.
— С чего это ты так о нем обеспокоилась? — поинтересовался в свою очередь Траарк.
— Он мне понравился, — с вызовом сказала Кори. И добавила: — Очень.
Лускул посмотрел на нее и присвистнул.
— Да ты влюбилась, сестренка…
Зеркально-черная площадка передатчика и лес вокруг нисколько не изменились. Даже птица пела так же звонко, с переливами.
«Так вот куда меня занесло», — подумал Глеб. Было ему плохо.
А может, и вправду бросить все? Встать в центр круга и через мгновение оказаться на Земле. Пойти к Быстролету и все ему рассказать. Он поймет. Жаль только, не узнал, как действует прибор регенерации. Это был бы неплохой подарок Семену Игнатьевичу. Да и не только ему. Нет, так нельзя! Удрать сейчас на Землю — значит, расписаться в собственной слабости. Простите, мол, голубчики, но мне пока здесь делать нечего. Лет эдак через тысячу, вот тогда, может быть. Нет. Так нельзя. Но как же тогда? Забыть о Земле? Или, хуже того, ругать ее историю вместе с Траарком? Это, пожалуй, страшнее дробления. Это предательство. Значит, надо доказывать. Надо их переубедить. Глеб невесело усмехнулся. Ему вспомнились напуганные глаза Кори. Как же! Переубедишь их, поди попробуй…
Одноместный гравилет в крутом вираже пошел над поляной и опустился невдалеке.
— Я знала, что ты здесь, — услышал он голос Кори. Она подошла и села рядом на траву. — Ты обиделся вчера. Прости. Я не хотела этого.
— У меня две родины, — глухо проговорил Глеб. — И я люблю обе. И та, и другая мне дороги.
— Как же тебе тяжело, — сказала Кори. — Как тебе тяжело…
И она коснулась холодной ладонью его лба.
Глава третья
— За что ты меня любишь? — спросил Глеб.
Они лежали на берегу океана.
— Не знаю, — сказала Кори. — Так получилось. С первой минуты. Нет, я не смогу объяснить. — Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. — Расскажи мне лучше о Земле.
— Тебе будет страшно, — Глеб взял ее руку и поцеловал узкую ладошку.
— Будет, — Кори тряхнула головой. — Но ты все равно рассказывай!
— Зачем?
— Ты не похож на других. И все — из-за Земли. Она тебя переделала. Очень сильно.
— Хорошо, слушай…
Глеб говорил об учителе физики Семене Игнатьевиче Быстролете, о детском доме, о партизанах, спасших ему жизнь, о своем приемном отце, кадровом офицере, у которого в оккупации погибла вся семья.
— Это были обычные люди. Не герои. Они не рассчитывали попасть в герои, и жили по-разному, и мучились по-разному, и по-разному умирали. Наверное, перед смертью они представляли себе будущее таким, как вы сейчас живете. Может быть, иначе. Не знаю. Но в одном я уверен твердо: именно за него, за это будущее, они боролись. Каждый по-своему.
— А ты воевал? — спросила Кори. Она сидела, отвернувшись, и крутила волосы на палец.
Глеб опешил.
— С чего ты взяла?
— У вас на Земле все так или иначе связано с войной. Жить постоянно под страхом смерти… Какое безнадежное существование.
Глеб вздохнул. Что говорить ей еще?
— Я расскажу тебе об одном человеке, — начал он, помолчав. — Было это около ста земных лет назад. Российской империей — так называлось государство, где он жил, — правил один человек — царь. Был он злобный и глупый. И появились люди, убежденные, что стоит лишь убить царя, как все изменится к лучшему. И человек этот был среди них. Потом их схватили и приговорили к смертной казни. Так вот, за несколько дней до нее, зная, что его ждет, человек этот в своей камере разрабатывал проект космического корабля.
— Он хотел построить его и спастись?
— Нет. Путь из камеры был один — на эшафот. Он хотел другого: оставить людям свои идеи, открытия. Свои надежды. Я был в его камере. Это страшное место. Безнадежное. А он проектировал ракеты. Попробуй понять, что двигало им в те минуты, и ты поймешь, что двигает историю Земли.
— Как звали этого человека?
— Кибальчич.
— Его казнили?
— Да.
Кори положила руку на плечо Глеба.
— Возьмешь меня с собой на Землю, Тир?