Стараясь совладать с дрожью в голосе, Святослав хрипло спросил:

– Где похоронен отец Велесдар? Хочу пойти на его могилу…

– Отец Велесдар… – Могун сделал остановку, – повелел себя сжечь, а прах развеять с днепровской кручи.

Святослав поднял на Могуна непонимающий взор.

– Так что нет даже надгробного камня, где я мог бы поклониться его памяти? – удивлённо-растерянно спросил он. – И другие люди, которых он спасал от злой Мары, учил, лечил, не смогут прийти к нему в час тризнований и поминаний?

– Ты верно сказал, сынок, что отец Велесдар сотворил за долгую жизнь много добрых дел. Всю свою душу и волховское умение он отдавал людям, которые будут долго это помнить и передадут своим детям, а те – своим. Память о таких подвижниках, как отец Велесдар, – она покрепче камня будет. Многим насыпают высокие курганы и кладут могильные камни, но проходит время, и курганы сравниваются с землёй, а камни рассыпаются на куски, и что от них проку, если все давно забыли, кто под ними лежит. Тебе, княжич, ведомо, где, например, могила нашего праотца Ирея?

Святослав наморщил чело, силясь вспомнить.

– А погребалища Кия, Щеха, Хорива? – продолжал вопрошать Могун.

Святослав покачал головой.

– Никто не ведает и древнего камня, – говорил дальше кудесник, – под которым лежит мудрый Мах и вдова его Мать-Сиромаха с сыновьями, где покоятся славные князья и бояре Бус, Славен, Мужемир, Бравлин, Скотич, где погребен патриарх Богумир со Славуней – прародители славянского рода, волхвы Солнцеслав, Древослав, Соловей и многие-многие другие, которые жили сотни и тысячи лет назад, и ещё многие века о них будет ведомо грядущим поколениям. Надо только не прерывать забвением эту вечную реку памяти… Пойдём, – после некоторого молчания произнёс Могун, – я покажу тебе место, где развеян прах Велесдара.

Спустившись с Перуновой горы, они отправились вниз, к берегу, и остановились на высокой, поросшей травой круче. Внизу вольно и широко текла могучая Непра. Дальше на склонах шумела дубрава, за спинами виднелись окраинные дома Киева, а в синеватой дымке на противоположном берегу раскинулись обширные зеленотравные луга.

– Славное место, – проговорил Великий Могун, – вольное и красивое.

Они постояли в молчании. Потом Могун сотворил молитву.

– Побеседуй тут с наставником, а мне пора…

Могун ушёл, а Святослав опустился на мягкую траву, обхватил колени руками и уткнул в них голову. Частые горячие слёзы, наконец, закапали из глаз.

«Справедливо ли это, – вопрошал отрок себя или кого-то невидимого, – я был совсем мал, когда погиб отец, деда и вовсе не знал. И теперь, когда у меня появился такой близкий человек, как Велесдар, учитель и советчик, его вдруг не стало. Он ушёл, и я опять один, отчего так?»

Выплакавшись, Святослав долго смотрел на Непру и вслушивался в шелест трав, чьими зелёными волосами играл Стрибог. А ведь теперь его учитель здесь – в травах, ветре, земле, воде. А ещё в тех вещах, которые он оставил… Вспомнив о ноже и чаше, Святослав развернул холстину. Нагретые солнцем предметы, казалось, хранили тепло рук старого волхва. Княжич тяжело вздохнул, взял в руки старый, такой удобный нож. Сколько грибов и трав срезал он на своём веку, сколько деревянных ложек, ручек, палочек и прочей всячины сработал им Велесдар, сколько краюх хлеба отрезал. «Отныне он всегда будет со мной! – решил отрок, засовывая нож за голенище сапога. – Завтра велю… нет, сошью сам для него ножны… И бронзовая чаша пусть всегда сопровождает меня в походах. Всё же у меня теперь есть Малая Дружина, сотоварищи, ратная наука. Если бы Велесдар ушёл раньше, было бы совсем плохо… А может, он потому и не уходил, – мелькнула внезапная мысль, – что всё это время ждал, пока я окрепну, заведу друзей, буду по горло занят тяжким воинским обучением и легче смогу перенести расставание?»

Отрок встал, поклонился в сторону Непры:

– Дякую, отче, тебе за всё!

Он увидел, что солнце склонилось к закату, и вспомнил: надо возвращаться, обещал ведь матери явиться сразу после похода…

– Дедо Велесдар, когда будет трудно, ты ведь мне из Сварги поможешь, правда?

– Правда, Святославушка, – почудилось отроку, будто из шелеста трав, – беги, мать волнуется, она ведь любит тебя…

Святослав вздохнул:

– И я её люблю… Ладно, в самом деле пора.

На обратном пути Святославу казалось, что он только что действительно говорил со старым волхвом, и на душе полегчало. «Выходит, я могу с ним беседовать как прежде, когда он был в лесу, а я находился в Стане, и нас разделяли сотни вёрст», – подумал княжич.

В течение нескольких последующих дней Святослава видели подолгу сидящим на высокой круче у Непры. Никто не смел тревожить отрока в сей священный час. Он беседовал с отцом Велесдаром.

За день до праздника Яра молодой Горицвет, тряхнув своим тёмным оселедцем и сверкнув озорными карими очами, не то предложил, не то спросил:

– А что, княже, пойдём завтра в священное Боголесье встречать в полночь приход Ярилы?

За схожесть с отцом, старым темником, таким же бесхитростным и весёлым нравом, все называли его просто «сын Горицвета» или «Горицвет-младший». Это родовое имя как нельзя больше подходило ему и отражало, как это ведётся у славян, самую сущность, – юноша весь был как живой огонь – озорной, быстрый, напористый. Не выносил несправедливости, на причинённые обиды тут же вспыхивал яростным негодованием, но был отходчив, незлопамятен и тем, кого считал своими друзьями, отдавал всю душу. Может, поэтому Святослав сошёлся с ним ближе, чем с кем-либо другим из сверстников. Они стали настоящими друзьями и могли поверять друг другу самые сокровенные тайны.