Приведя свои выкладки и подсчеты, архибуржуазный журнал прямо признал: «С 1948 г. число миллионеров увеличилось в 7 раз, несмотря на подоходные налоги, налоги на наследство и огромные суммы, расходуемые на благотворительность» [58] .

Живучесть «старых денег». Американцев в течение нескольких десятилетий тешили перспективой «уравнения богатств» путем установления высоких налогов на наследство и доходы. В 1916 г., при президенте Вильсоне, был принят закон о налоге на наследство. Авторы и сторонники закона из числа буржуазных реформаторов Юга и Запада рассчитывали с его помощью нанести смертельный удар магнатам Востока, окопавшимся на Уолл-стрит. Позднее был принят закон о прогрессивном налогообложении доходов, высшая ставка которого до 1963 г. достигла 91 %.

Вот тогда-то буржуазная пропаганда и начала настойчиво распространять миф о неизбежности «вымирания» породы крупных богачей, подобно тому как вымерли динозавры и мастодонты. Ссылки на «конфискаторский» характер налогов дополнялись откровенно предвзятыми рассуждениями о действии «неумолимых биологических законов». А. Берли утверждал, что «предпринимательский дух», свойственный основателям династии богачей, исчезает у наследников. Они будто бы теряют и страсть к наживе, и «вкус к власти», самоустраняются от руководства полученными в наследство предприятиями и довольствуются всего лишь ролью пассивных получателей дивидендов. Кроме того, естественный прирост потомства, по словам берлианцев, ведет к последующим разделам богатства, к его дроблению или к полному исчезновению.

Жизнь шла мимо этих теорий и надуманных «биологических законов». Со времени принятия закона о налоге на наследство прошло 50 лет. За это время внутри старых семей: Дюпонов, Меллонов, Рокфеллеров,

Фордов, Хаутонов, Фиппсов и Чендлеров — капитал дважды передавался по наследству от одного поколения к другому, а размеры его не только не сократились, но с каждым новым поколением увеличивались. Так, в 1950 г. налоговые учреждения зарегистрировали 219 лиц с годовым доходом свыше 1 млн. долл., а в 1962 г. таких лиц было уже 355 [59] . Подсчитав, что в 1957 г. в США существовали по меньшей мере 250 лиц с личным капиталом свыше 50 млн. долл., журнал «Форчун» иронически заметил: «Крупные богачи не пошли по пути динозавров, и не похоже на то, что они пойдут по этому пути» [60] .

В самом деле, плутократические «динозавры» сравнительно легко приспособились к новому «социальному климату». Они выработали средства защиты и от высоких налогов, и от действия «неумолимых биологических законов».

Среди этих средств первое место занимает развитие и всеобщее распространение среди капиталистов-собственников такой формы владения имущества, как семейный трест. Суть этой юридической формы владения собственностью сводится к следующему. Капиталист еще при жизни передает наследникам большую часть своих акций, помещая их в особые опекунские фонды. Проделав эту формальную операцию, он перестает быть юридическим собственником акций, но как опекун сохраняет за собой право голоса акционера. С другой стороны, хотя наследники и получили право на доходы от этих акций, они не могут распоряжаться ими как своей полной собственностью. Другими словами, в полные права наследования акциями они еще не вступили. Поэтому передача наследникам акций или какого-либо другого имущества посредством семейных трестов не подлежит обложению налогом на наследство. Налог на наследство в этих случаях взыскивается лишь тогда, когда трест аннулируется и наследники вступают в полные права владения его капиталом.

Но семейные тресты обычно создаются на очень длительный срок, часто — на срок жизни двух или трех поколений.

Например, завещание мясного магната Фредерика Принса предусматривает, что его потомки могут получить 60% помещенных им в тресты капиталов только 21 год спустя после смерти последнего представителя нынешнего поколения его десяти наследников. Это означает, что внуки Фредерика Принса смогут получить часть этого наследства только в начале будущего века. Опекун этих трестов — Уильям Принс, занимающий пост президента корпорации «Армур», наделен правом голосовать акциями различных корпораций, помещенных в тресты семьи Принс, и в том числе крупным пакетом акций компании «Армур» [61] .

Завещание Уильяма Рокфеллера от 1922 г. предусматривало, что его дети и внуки имеют право на получение только процентов с основного капитала, помещенного в семейные тресты, и что только его правнуки смогут, если они пожелают, поделить между собой основную сумму наследства.

Законы ограничивают период функционирования семейных трестов сроком жизни трех поколений, иначе владельцы крупных капиталов сохранили бы эту форму помещения собственности на сотни лет. Но и установленный срок вполне достаточен для того, чтобы наследники подготовились к уплате налога на наследство без ущерба положению семьи в тот момент, когда истечет срок действия того или иного треста, созданного их предками.

Нынешнее, третье поколение Рокфеллеров (пять братьев), получившее наследство от деда, Джона Рокфеллера, и в форме трестов от отца, Джона Рокфеллера-младшего, не теряет времени и наживает на учредительстве новых компаний и на разных других финансовых операциях собственное, «третье» богатство. Нажитые ими несколько сот миллионов долларов вместе с миллиардными «остатками» наследственного капитала они смогут передать посредством новых семейных трестов четвертому, пятому и шестому поколениям Рокфеллеров, если, конечно, сохранится существование этой паразитической системы.

Внук техасского финансиста Муди, Роберт Муди, использовал свою долю в семейном тресте в качестве условного взноса при учредительстве новой страховой компании [62] . Вполне вероятно, что Р. Муди будет располагать собственным «благоприобретенным» капиталом и своей «империей» банков и страховых компаний раньше, чем истечет срок действия семейных трестов.

Одна из целей помещения акций в семейные тресты состоит в том, чтобы предотвратить проматывание богатства «неразумными» и беспутными наследниками и обеспечить сохранение контроля семьи над определенной корпорацией.