Стихотворения и поэмы
вернуться

Толстой Алексей Константинович
Шрифт:

Много лет спустя князь Дмитрий Шаховской, ставший в изгнании иеромонахом Иоанном, настоятелем Свято-Владимирской церкви в Берлине (впоследствии архиепископ Сан-Францисский), писал в своей книге «Пророческий дух в русской поэзии. Лирика А.К. Толстого» (1938):

«Иоанн Дамаскин оттого так удался Толстому, что в сущности Толстой писал о себе. Так совпали в вышнем плане дары и дороги двух поэтов…

Там – апофеоз любви ко Христу, в слове выражаемый.

Здесь – этот же апофеоз, но выраженный еще и в поэме – об апофеозе этой любви.

«Тропарь» Иоанна – лучшее поэтическое переложение погребальных песнопений Православной Церкви. Здесь гениально передана «духовная перекличка» молящихся, живущих на земле людей, с отшедшей душою, которая из того мира открывает реальность своей плотской смерти, а живущие на земле, отвлекшиеся своими песнопениями от суеты призрачной жизни, умоляют Господа об ушедшем человеке…

«Лишь именем Христа» хочет говорить поэт. «Именем Христа» – это значит Его правдой, в Его любви…

Пушкин написал о Пророке, глагол которого остался неизвестен…

Алексей Толстой явил этого Пророка в его глаголе. Явил то, что пророк этот призван был сказать русскому народу» [4] .

В этих словах выдающегося религиозного мыслителя и незаурядного поэта очевидно указано направление, которое приведёт нас к пониманию особого единства в многообразном творчестве Алексея Константиновича Толстого, поможет раскрыть его главную и единственно важную для всех тайну – тайну неиссякаемой жизненности и красоты его творений.

4

Иоанн, архимандрит (Д.А. Шаховской). Пророческий дух в русской поэзии: Лирика Алексея Толстого. Берлин: За церковь, 1938. С. 40.

Сергей Дмитренко

Стихотворения

* * *

Как филин поймал летучую мышь,Когтями сжал ее кости,Как рыцарь Амвросий с толпой удальцовК соседу сбирается в гости.Хоть много цепей и замков у ворот,Ворота хозяйка гостям отопрет.«Что ж, Марфа, веди нас, где спит твой старик?Зачем ты так побледнела?Под замком кипит и клубится Дунай,Ночь скроет кровавое дело.Не бойся, из гроба мертвец не встает,Что будет, то будет, – веди нас вперед!»Под замком бежит и клубится Дунай,Бегут облака полосою;Уж кончено дело, зарезан старик,Амвросий пирует с толпою.В кровавые воды глядится луна,С Амвросьем пирует злодейка жена.Под замком бежит и клубится Дунай,Над замком пламя пожара.Амвросий своим удальцам говорит:«Всех резать – от мала до стара!Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,Сама ж ты впустила веселых гостей!»Сверкая, клубясь, отражает ДунайВесь замок, пожаром объятый;Амвросий своим удальцам говорит:«Пора уж домой нам, ребята!Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,Сама ж ты впустила веселых гостей!»Над Марфой проклятие мужа гремит,Он проклял ее, умирая:«Чтоб сгинула ты и чтоб сгинул твой род,Сто раз я тебя проклинаю!Пусть вечно иссякнет меж вами любовь,Пусть бабушка внучкину высосет кровь!И род твой проклятье мое да гнетет,И места ему да не станетДотоль, пока замуж портрет не пойдет,Невеста из гроба не встанетИ, череп разбивши, не ляжет в кровиПоследняя жертва преступной любви!»Как филин поймал летучую мышь,Когтями сжал ее кости,Как рыцарь Амвросий с толпой удальцовК соседу нахлынули в гости.Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,Сама ж ты впустила веселых гостей!

* * *

Бор сосновый в стране одинокой стоит;В нем ручей меж деревьев бежит и журчит.Я люблю тот ручей, я люблю ту страну,Я люблю в том лесу вспоминать старину.«Приходи вечерком в бор дремучий тайком,На зеленом садись берегу ты моем!Много лет я бегу, рассказать я могу,Что случилось когда на моем берегу.Из сокрытой страны я сюда прибежал,Я чудесного много дорогой узнал!Когда солнце зайдет, когда месяц взойдетИ звезда средь моих закачается вод,Приходи ты тайком, ты узнаешь о том,Что бывает порой здесь в тумане ночном!»Так шептал, и журчал, и бежал ручеек;На ружье опершись, я стоял одинок,И лишь говор струи тишину прерывал,И о прежних я грустно годах вспоминал.

* * *

Колокольчики мои,Цветики степные!Что глядите на меня,Темно-голубые?И о чем звените выВ день веселый мая,Средь некошеной травыГоловой качая?Конь несет меня стрелойНа поле открытом;Он вас топчет под собой,Бьет своим копытом.Колокольчики мои,Цветики степные!Не кляните вы меня,Темно-голубые!Я бы рад вас не топтать,Рад промчаться мимо,Но уздой не удержатьБег неукротимый!Я лечу, лечу стрелой,Только пыль взметаю;Конь несет меня лихой, —А куда? не знаю!Он ученым ездокомНе воспитан в холе,Он с буранами знаком,Вырос в чистом поле;И не блещет как огоньТвой чепрак узорный,Конь мой, конь, славянский конь,Дикий, непокорный!Есть нам, конь, с тобой простор!Мир забывши тесный,Мы летим во весь опорК цели неизвестной.Чем окончится наш бег?Радостью ль? кручиной?Знать не может человек —Знает бог единый!Упаду ль на солончакУмирать от зною?Или злой киргиз-кайсак,С бритой головою,Молча свой натянет лук,Лежа под травою,И меня догонит вдругМедною стрелою?Иль влетим мы в светлый градСо кремлем престольным?Чудно улицы гудятГулом колокольным,И на площади народ,В шумном ожиданье,Видит: с запада идетСветлое посланье.В кунтушах и в чекменях,С чубами, с усами,Гости едут на конях,Машут булавами,Подбочась, за строем стройЧинно выступает,Рукава их за спинойВетер раздувает.И хозяин на крыльцоВышел величавый;Его светлое лицоБлещет новой славой;Всех его исполнил видИ любви и страха,На челе его горитШапка Мономаха.«Хлеб да соль!И в добрый час! —Говорит державный, —Долго, дети, ждал я васВ город православный!»И они ему в ответ:«Наша кровь едина,И в тебе мы с давних летЧаем господина!»Громче звон колоколов,Гусли раздаются,Гости сели вкруг столов,Мед и брага льются,Шум летит на дальний югК турке и к венгерцу —И ковшей славянских звукНемцам не по сердцу!Гой вы, цветики мои,Цветики степные!Что глядите на меня,Темно-голубые?И о чем грустите выВ день веселый мая,Средь некошеной травыГоловой качая?

1840-е годы

* * *

Ты знаешь край, где все обильем дышит,Где реки льются чище серебра,Где ветерок степной ковыль колышет,В вишневых рощах тонут хутора,Среди садов деревья гнутся долуИ до земли висит их плод тяжелый?Шумя, тростник над озером трепещет,И чист, и тих, и ясен свод небес,Косарь поет, коса звенит и блещет,Вдоль берега стоит кудрявый лес,И к облакам, клубяся над водою,Бежит дымок синеющей струею?Туда, туда всем сердцем я стремлюся,Туда, где сердцу было так легко,Где из цветов венок плетет Маруся,О старине поет слепой Грицко,И парубки, кружась на пожне гладкой,Взрывают пыль веселою присядкой!Ты знаешь край, где нивы золотыеИспещрены лазурью васильков,Среди степей курган времен Батыя,Вдали стада пасущихся волов,Обозов скрып, ковры цветущей гречиИ вы, чубы – остатки славной Сечи?Ты знаешь край, где утром в воскресенье,Когда росой подсолнечник блестит,Так звонко льется жаворонка пенье,Стада блеят, а колокол гудит,И в божий храм, увенчаны цветами,Идут казачки пестрыми толпами?Ты помнишь ночь над спящею Украйной,Когда седой вставал с болота пар,Одет был мир и сумраком и тайной,Блистал над степью искрами стожар,И мнилось нам: через туман прозрачныйНесутся вновь Палей и Сагайдачный?Ты знаешь край, где с Русью бились ляхи,Где столько тел лежало средь полей?Ты знаешь край, где некогда у плахиМазепу клял упрямый КочубейИ много где пролито крови славнойВ честь древних прав и веры православной?Ты знаешь край, где Сейм печально водыМеж берегов осиротелых льет,Над ним дворца разрушенные своды,Густой травой давно заросший вход,Над дверью щит с гетманской булавою?..Туда, туда стремлюся я душою!

1840-е годы

Цыганские песни

Из Индии дальнойНа Русь прилетев,Со степью печальнойИх свыкся напев,Свободные звуки,Журча, потекли,И дышат разлукойОт лучшей земли.Не знаю, оттуда льИх нега звучит,Но русская удальВ них бьет и кипит;В них голос природы,В них гнева язык,В них детские годы,В них радости крик;Желаний в них знойныйЯ вихрь узнаю,И отдых спокойныйВ счастливом краю,Бенгальские розы,Свет южных лучей,Степные обозы,Полет журавлей,И грозный шум сечи,И шепот струи,И тихие речи,Маруся, твои!