Английский кораблестроитель Фруд писал в своём трактате о качке корабля:

«Когда вновь построенный корабль выходит в море, то его строитель следит за его качествами на море с душевным беспокойством и неуверенностью, так как это воспитанный и выращенный им зверь, а не им самим обдуманное и исполненное сооружение, которого качества должны быть ему наперёд известны в силу самих основ, положенных в составление проекта».

Весьма сходную ситуацию мы наблюдаем и в процессе развития органического мира. Когда эволюция создаёт какой-либо орган или приспособление, то зачастую оказывается, что этот орган кроме тех функций, для которых создан, может выполнять и другие функции, которые не всегда жизненно необходимы для животного.

Например, гортань попугая позволяет ему членораздельно произносить несколько сот слов человеческого языка. Едва ли эта способность так уж необходима попугаю для выживания. Это побочная, так сказать, непредусмотренная способность, основанная на анатомических деталях структуры гортани попугая.

Умение ездить на мотоцикле отнюдь не обязательно для медведя и в естественных условиях не приобретается. Но высокоразвитая нервная система медведя обусловливает его способность к научению, к выработке сложных и точно координированных двигательных актов. Используя эту способность, дрессировщики добиваются исполнения различных трюков.

Мы полагаем, что это положение можно распространить и на человека. Человек получил от природы значительно более того, что ему нужно для выживания, для сохранения его как биологического вида. Если бы мозг человека не позволил ему подняться выше уровня неандертальца, — то этого было бы вполне достаточно, чтобы род человеческий продолжался, чтобы двуногие существа продолжали обитать на нашей планете, приспосабливаясь к окружающим условиям, но не господствуя над ними.

Но уже кроманьонский человек обладал мозгом, который по своим потенциальным возможностям (способностям) не уступал мозгу современного человека, и именно это обстоятельство обусловило прогресс человеческого общества. Разумеется, движущие силы развития общества — социальные, а не биологические. Но для того чтобы социальные факторы смогли проявиться, необходим достаточно высокий уровень биологической организации. Если этот уровень не достигнут, социальные факторы возникнуть и проявиться не могут. Муравейник навсегда останется биологическим, а не социальным сообществом и не может иметь никакой истории, кроме естественной, ибо нервная система муравья работает на пределе, она исчерпала себя и не таит никаких невыявленных, скрытых, потенциальных возможностей.

Человек же получил от природы огромный аванс в виде высокоразвитой нервной системы. Возможности её лишь частично реализованы, и здесь в обозримом будущем предстоят ещё большие открытия.

Лишь по отдельным взлётам человеческого гения мы можем догадываться о том, на что способен человек. Вообще говоря, потенциальные возможности человеческого мозга далеко ещё не познаны нами и не ясны.

Большинство специалистов считает, что нормальная продолжительность человеческой жизни 150–100 лет. Доказательства, разумеется, косвенные, но тем не менее убедительные. Так, например, известно, что у высших млекопитающих продолжительность жизни в шесть раз превышает период роста. Человек растёт до 25 лет. Отсюда продолжительность жизни его 25X6=150 лет. Близкие цифры получаются, если исходить из других соотношений и рассчётов [14] .

Однако до сих пор людей, доживающих до нормальных 150 лет, настолько мало, что о них сообщают как о диковинке. Большинство людей ухитряется сократить отвёрстанный им срок по крайней мере вдвое. Не происходит ли то же самое с мышлением человека? Так называемые великие мыслители — это, быть может, те редкие люди, которые нормально используют свой мозг, мыслят естественно и потому продуктивно.

Можно с достаточным основанием предполагать, что большинство людей пока ещё использует свой мозг варварски, с позорно низким «коэффициентом полезного действия».

Антропология и смежные с ней науки доказали, что представители самых «диких» племён имеют такой же мозг, как и высокоцивилизованные европейцы [15] . Со времени возникновения человеческого общества биологическая эволюция была пренебрежимо малой по сравнению с социальной. Отсюда можно сделать вывод, что потенциальные возможности мозга первобытного человека оказались неизмеримо выше, чем было необходимо для его выживания. Едва ли можно приписать это случайности: сомнительно, чтобы такая мощная мутация произошла сразу у большинства древних обезьян.

А закономерность здесь несомненно существует и надо попытаться её найти. Животные предки человека не имели членораздельной речи. Это чрезвычайно затрудняло общение, препятствовало «обмену опытом» между особями, «обучению» потомства. Между тем одни только инстинкты и врождённые стремления не могут обеспечить адекватное поведение, приспособленное к внешней среде. Так, Фурст [16] рассказал об интересных опытах. Детёнышей обезьян содержали без родителей; затем, когда впускали самца в клетку к самке, обезьяны испытали сильнейшее беспокойство, но не более того. Стоило поставить рядом клетку со взрослыми обезьянами, как они сразу увидели и научились вести половую жизнь. Инстинкта оказалось недостаточно, — необходимо обучение, нужны условные рефлексы, нужна быстрая оценка конкретных ситуаций каждой особью. Помощь сородичей ограничена из-за отсутствия языка. Поэтому и требуется большой и мощный мозг, который в состоянии обеспечить самое точное приспособление к непостоянным, меняющимся, колеблющимся условиям среды.

Естественно задать вопрос — если человеку и его ближайшим предкам непременно нужен был большой и мощный мозг для того, чтобы выжить, то почему могут обходиться без него, скажем, муравьи или пчёлы?

Развитие этой ветви живого царства шло по другому пути. Вырабатывались всё более сложные инстинкты — весьма жёсткие программы поведения. Выживание вида, поведение которого направляется только инстинктами, возможно лишь в том случае, если особей будет очень много. Тогда инстинкт обеспечит выживание и размножение тех, у кого на протяжении жизни не встретится обстоятельств или ситуаций, отклоняющихся от шаблона, кто не столкнётся с врагами. Численность популяции в этом случае должна быть очень большой, а скорость размножения — высокой. А раз так, то насекомые не могут быть крупными — место на земле ограничено, запасы пищи тоже. Оптимальное соотношение между численностью и размерами, с одной стороны, и сложностью и совершенством — с другой, определило естественный отбор.