Войско остановилось не далее чем в лиге от границы, так чтобы были видны башни, возвышающиеся черными силуэтами над окрестными лесами. Назревал поздний осенний рассвет, на смотровых площадках, как полагается, горели сторожевые огни, но Кардог почему-то ясно ощущал, что весь гарнизон ворот Холм-Гранта спит, забыв о своем долге. Его зрение за последнее время обострилось настолько, что он смог разглядеть, что на одном из башенных костров трое стражей жарят на вертеле поросенка, видимо, стараясь успеть до подъема, чтобы не пришлось ни с кем делиться. Обычно подобную дичь добывали у ближайшего селища на земле соседнего Холма. Гарнизон спал, не ожидая угрозы со стороны Холм-Дола и не беспокоясь, что могут появиться ночные оборотни — после 7-го дня месяца Ливня, после той славной охоты лорда Кардога на белого вепря, оборотни исчезли из Холм-Гранта, и лорд даже приказал по всем селищам и слободам огласить его слово о том, что всякий землепашец, мастеровой, торговец и прочий простолюдин, послушный воле своего лорда, может без опаски днем и ночью покидать стены селищ и крепостей, поскольку доблестные воины, защитники Холма, истребили всех ночных оборотней, кои долгие годы досаждали мирным жителям. Бегство землепашцев после этого почти прекратилось, и постепенно снова начала возвращаться в оборот золотая монета.

— Саур! — позвал Дриз того сотника, который оказался ближе других, почти двухметрового гиганта, таскавшего на плече огромный двуручный меч длиною в собственный рост. — Саур, возьми мою повозку и съезди разбуди тех лежебок в башнях. И передай, чтобы до моего прихода всыпали друг другу по двадцать розг по левой ягодице. Я проверю — у кого будет цела кожа на заднице, те останутся совсем без кожи.

Повозка обреченно затрещала, когда Саур взобрался в нее и зарычал что-то невнятное, щелкнув хлыстом о мостовую. Пара лошадей, взяв с места в карьер, исчезла в темноте вместе с повозкой, сотником и его мечом.

Дриз самолично расставил посты, указал место для шатров и приказал всем, кроме караула и стряпух, отдыхать. Сам он уже давно забыл, что такое усталость, и никогда не испытывал боли, кроме той, которой иногда награждала его Хозяйка, но порой ему вспоминались те, казалось, невообразимо далекие времена, когда всё это — боль, усталость, страх — он испытывал сам. «Инструмент нужно содержать в порядке», — вспомнились ему слова наставника по ремеслам, который когда-то в детстве обучал его гончарному, кузнечному и ювелирному делу. В Заповедях Карола Безутешного говорилось, что дети высоких родов, будь то лорд или просто эллор, помимо искусства войны и власти, книжной словесности, этикета и риторики, должны овладеть тремя ремеслами. «Вы — глина в моих руках, — думал лорд, глядя на воинов, разбивающих лагерь, — вы — металл в моем горне, вы — золотая нить, навитая мною на палец вечности».

— Мой лорд, Ваша Милость, ваш шатер поставлен… — Соул, как всегда, был в меру услужлив и предупредителен.

Дриз слегка кивнул и направился в ту сторону, куда показывала изогнутая, как для поклона, рука секретаря. Он уже знал, кто его ждет в шатре. Большинство стражников, стоявших в карауле у апартаментов лорда, давно плодили были и небылицы о том, как ведунья выходила из комнат, в которые не входила, или о том, как она проникала сквозь стены и сорила огненными шариками, которые бездымно взрывались, поднимая снопы искр. И сейчас воины, стоявшие на карауле у шатра, слышали сквозь плотную льняную ткань чьи-то негромкие шаги и были уверены в том, что ведунья, которая преподнесла Их Милости корону, вылезла из-под земли и ждет Их Милость в шатре, а зачем она его там ждет, это не их, караульных, дело. Стоишь на посту — гляди в оба, но оглохни, а не оглохнешь — язык вырвут.

Его прелестная Дрянь стояла посреди шатра. Из одежды на ней был только черный кожаный пояс с двумя кинжалами, но холода, который уже заковал в лед лужи и мелкие ручейки, она не замечала, а возможно, и вообще не знала, что это такое. Правда, кожа у нее была слегка синеватого оттенка, а тепла у ее тела было всегда не больше, чем у свежего, не успевшего как следует остыть трупа. Но это нисколько не смущало Дриза, который считал, что более прекрасного женского тела не только не существует, но и не может существовать.

— Мои объятия спешат к тебе, Восхитительная! — сказал он вместо приветствия, хотя раздеваться прямо сейчас ему вовсе не хотелось, он-то холод пока еще чувствовал, а истопник даже не разжег походный камин.

— Скажи своим объятиям, чтобы не торопились. — Она отстранила его ладонью. — Сначала битва, потом победа, а потом уже всё остальное… Они приближаются и к полудню будут здесь. Лучше не дать им перестроиться из походных колонн и бить прямо на дороге, напав из лесу.

Дриза раздражало, что Хозяйка вмешивается в дела войны (в конце концов, это был его Холм и его войско), но он скрывал это настолько старательно даже от себя, что она ничего не почуяла.

— Не желаешь ли взглянуть на смотр гарнизона пограничной крепости? — спросил он, улыбаясь одновременно коварно и нежно, как ей нравилось. — Обещаю восхитительное зрелище.

— Но пора бы уже… — начала было она, но Дриз прервал ее:

— У нас еще полдня. Успеем. — Он взял ее за руку, и в тот же момент ее тело облачилось в черный балахон ведуньи, который обычно был на ней, когда они с лордом появлялись на публике. Дриз свободной рукой взял со столика свою корону, с которой решил не расставаться даже на войне, нахлобучил себе на голову, а на голове Хозяйки тут же возникла ее диадема со светящимся рубином.

Когда они вышли из шатра, предусмотрительный Соул уже держал поводья двух породистых коней, чтобы собственноручно передать их ведунье и лорду. Именно так — сначала ведунье, а потом лорду. Он, пожалуй, пока единственный, начал смутно догадываться, кто из них обладает большей властью.

— Прикажете вызвать конвой и следовать за вами? — спросил секретарь-простолюдин, только что самолично отобравший почетную обязанность у конюшего-эллора, который угрюмо стоял в стороне.

Лорд не удостоил его ответом, а ведунья даже не посмотрела в его сторону. И он даже подумать не мог, как близко в этот момент бродила его смерть. У Хозяйки вертелась на языке фраза, которая могла бы мгновенно уничтожить его: «А твой новый секретарь — достойный преемник незабвенного Сака…» Но она ничего не сказала — что-то подсказывало ей: этот ничтожный человечек когда-нибудь может ей пригодиться.