Я вышел в центр зала, встал рядом с Голубевым. Он немного развернул меня боком, чтобы всем были видны отрабатываемые приёмы.

– Значит, удары расслабленной ладонью, – начал демонстрацию полковник, – наносятся в грудь, в саму грудину или в область сердца. Удар наносится расслабленной ладонью, но в то же время всем телом. Он начинается от пятки, в движение мы вкладываем силу всего корпуса и бьём. Удар мы посылаем не в грудь, а дальше, в пространство за спиной.

Голубев постучал меня по груди внешней стороной беспалой кисти, сделал медленное волнообразное движение телом от стоп до самой головы, будто хотел согнуться, а затем раскрутил тело в обратную сторону. В конце движения ладонь сама перевернулась и ударила меня своим основанием, «пяточкой».

– Все видели? – обратился полковник к аудитории. Молодёжь утвердительно загудела. – Отлично, теперь быстро повторяем.

Голубев повторил то же движение, только на порядок быстрее. Основание ладони снова ударило меня в грудь, но не напротив сердца, а точно в середину грудины. Удар будто прошиб насквозь, я отшатнулся, выдохнул сквозь зубы, подавляя боль.

– Такие же удары можно наносить, – продолжал полковник, – в шею, в челюсть, по лицу. Такой же короткий размах, движение всем телом и бьём по лицу, при этом продолжаем движение, как бы размазывая удар вбок, чтобы кисть прошлась по губам, по носу, по глазам.

На этот раз мой командир не стал показывать удар в полную силу, а просто обозначил его.

– Чем хорош последний удар по лицу? – задал риторический вопрос полковник. – Тем, что на лице находятся органы, отвечающие за ориентацию в пространстве. При резком неожиданном воздействии на них мозг как бы отключается, и человек на долю секунды теряет сознание. Так что при правильном использовании можно остановить даже нелюдь. Теперь пойдём дальше. Такими же ударами можно освобождаться от захватов. Схвати меня за руку, – велел мне Голубев.

– За левую? – уточнил я.

– Да. Так вот, ребята, смотрите, ладонь расслаблена, бьём сюда, в область пульса.

Полковник ударил в обозначенное место, боль пронзила кисть, пальцы сами разжались.

– Видите? Пальцы сами разжимаются, если правильно ударить, даже хватка неандертальца ослабнет. Можно также сочетать удары. Витя, схвати меня ещё раз.

Я сделал, что просили, полковник повторил прежний удар с тем же результатом, при этом его правая рука прошла чуть вперёд, и он сразу развернул её, обозначая удар ребром ладони мне в висок.

– Всё понятно? – ребята утвердительно закивали. – Эти комбинации мы ещё с вами отработаем. Но главное, запомните, если вы всё-таки столкнулись с нелюдями, то ни в какое прямое столкновение, чтобы применить всякие там приёмы, лезть не надо. Принцип работы, что со штыком, что с автоматом, одинаков – это удар или выстрел и сразу уход в сторону с линии атаки, чтобы пропустить противника мимо себя. – Голубев покачал маятник, изображая удары воображаемым автоматом, и показал, как правильно двигаться, чтобы обойти врага по дуге. – При этом, ведя огонь, не рекомендуется уходить за какие-то преграды. С одной стороны, это нормальная реакция: на вас нападают, вы куда-нибудь прячетесь, например за дерево, и стреляете. Однако так поступать ни в коем случае нельзя, потому что вы перекрываете себе сектор обстрела. Тот же снежный человек, даже если до этого вы в него полрожка всадили, в этом случае рванёт за дерево, схватит автомат и вытянет вас из-за преграды. Вы ведь своё оружие будете держать крепко, правильно? Ну а дальше по ситуации: либо он вам кулаком голову проломит, либо ножом живот пробьёт. Прямой удар каменного ножа пробьёт любую броню. Удар каменного топора броню не пробьёт, но, если вы как-то не смягчили удар, многочисленные переломы вам обеспечены.

Если вы столкнулись с нечистью, тогда тем более – выстрел или удар и уход в сторону. С неандертальцем – если голову или позвоночник ему прострелить, он умирает, а нечисть, бывает, и с простреленной башкой до стрелка пытается добраться.

Ну а сейчас возьмём макеты автоматов и будем учиться уходить с линии атаки, одновременно стреляя, а потом поработаем над ударами ладонью. Скажите спасибо Виктору за то, что он помогал нам в демонстрации этих ударов.

Ребята засмеялись, поблагодарили, а Голубев обнял меня и похлопал по спине, шёпотом сказав на ухо:

– Ты у Рогачёва на крепком крючке, будь поосторожнее.

И ушёл дальше тренировать молодёжь, оставив меня переваривать сказанное.

В коридоре мои бойцы вместе с Виталиком паясничали, изображали сострадание и восхищение моим «героизмом». Я сбросил оцепенение и послал их всех, предложив им самим продолжить тренировку с Голубевым. Желающих не было.

Общим голосованием было принято решение идти в купеческие бани. Но мы не сразу двинулись туда весёлой компанией, пугая окружающих криками и свистом. Разведчики, окружавшие меня, вдруг расступились, и на их лицах засияло такое же благоговейное восхищение, как у мальчишек в соседнем зале перед Голубевым. Я обернулся. Сэнсэй! Он, как всегда, смог подкрасться незаметно.

– Праздновать идёте? – спросил он с усмешкой.

– Ага, – кивнул я, – айда с нами.

– Нет, сегодня я обещал командиру третьего батальона зайти к его парням. Проконсультировать.

– А может, Витька возьмёте с собой, потренируете немного? – Виталя хлопнул меня по плечу, добавил с насмешкой: – Он ведь теперь – воин особенный. С вами занимается по особой программе. Индивидуально.

– Такие тренировки нельзя слишком часто проводить, – совершенно серьёзно ответил наставник.