Шрифт:
– Понятно… Так ты, оказывается, вон из каких богачей, дядя Самуил! Сам купец, вуйко твой - боярин… Каждый день у князя бывает… А ты такой простой - ну, как и я, к примеру…
– Э-э, Ждан, выпадет удобное время - расскажу из какого я рода, а сейчас не до того…
Загремели засовы и ворота открылись.
Навстречу им вышел молоденький прислужник.
– Дядя Самуил? Ох, не ко времени - боярин собирается к князю. Там сегодня, говорят, пир…
– С чего бы это?
– Княгини Марьи Васильковны - именины…
Прислужник проводил их в хоромы боярина.
В просторной светлице пахло воском - на столе горела свеча. Слева от стола - полки с книгами и свитками пергамента. Вся правая стена завешана оружием. Чего только здесь не было! Мечи русские й сабли половецкие, луки простые и клеёные, луки-самострелы и тулы - колчаны со стрелами, боевые топоры, копья-пики и метательные копья - сулицы, кольчуги и латы, шлемы, поножи… [28] Глаза у Ждана разбежались, и он не сразу заметил хозяина этой комнаты, боярин стоял в полутёмном углу и небольшим костяным гребнем расчёсывал седую бороду.
[28] Поножи– пластины для защиты ног у воинов, от колена до щиколотки.
Но вот он положил гребень на стол и, широко раскинув руки, вышел вперёд.
– Самуил! Вот не ожидал! Ты же сказал, что отправляешься в Путивль! Й вдруг - здесь… - Он обнял Самуила и трижды поцеловал.
– Где ты раздобыл себе такого спутника?
– и повернулся к Ждану.
– Славный парубок! Гридень? Чей?
Самуил коротко рассказал обо всем, что ему и Ждану пришлось пережить за последнее время. Показал письма князя переяславского.
Боярин Славута слушал, не переспрашивая и не перебивая. Был он выше Самуила и чем-то немного схож с ним. Такой же как у того высокий крутой лоб, над которым в беспорядке кучерявые волосы, усеянные сединой, прямой, с небольшой горбинкой нос и резко очерченный рот. Но в то же время и отличался от Самуила. Прежде всего - глазами. У боярина они какие-то необычайные. В них и смотреть было страшновато: казалось, насквозь тебя видят. Синие, с голубизной, не большие, но и не маленькие, умные, они светились как только что расцветшие блаваты [29] . И хотя всё в этом человеке было необычным, привлекали внимание прежде всего глаза. Потом уже выделялись гордо посаженная на сильные плечи голова, вьющиеся седые волосы и такая же кучеряво-седая борода, а также сильные руки, от пожатия которых Ждан даже поморщился. «Ничего себе, старый!» - подумал юноша, стараясь определить возраст боярина - пятьдесят ему или шестьдесят?
[29] Блават– василёк, а также шёлковая ткань голубого цвета.
– И чего же ты хочешь, Самуил? Чтобы я провёл вас к князю?
– Да, вуйко. Дело весьма спешное.
До той части города, где находился княжеский дворец, шли пешком. Киевские улицы кишели пёстрыми толпами людей. Степенно шествовали в церковные храмы богато одетые боярыни и купчихи в сопровождении дочек, детей, внуков, челяди, мчались вооружённые всадники, брели бабуси, играли в снежки дети, протягивали руки за милостыней нищие, торопился по своим делам трудовой люд…
Стража беспрепятственно пропустила боярина Славуту и его спутников в княжеские хоромы. Они вошли. Князья уже были там.
Славута поклонился. Самуил и Ждан тоже склонились в низком поклоне.
– Князь Святослав и князь Рюрик с княгинями, - шепнул купец Ждану.
– А то - их сыны и дочки, внуки…
У Ждана от такого богатства и блеска зарябило в глазах. Мог ли он подумать, что из вонючей вежи кочевника судьба вдруг перенесёт его в княжеские хоромы, что он, бывший кощий [30] , половецкий раб, будет разговаривать с великими киевскими князьями?
Князья с родичами были готовы к выходу. Поблёскивала при свете свечей золотом и серебром парча, сверкали женские украшения, темнели, как кровь, княжеские корзна [31] .
[30] Кощий– раб, смерд, кочевник; от половецкого «ночи», «кощи» - кочевник.
[31] Корзно– верхняя одежда типа плаща.
Святослав и Рюрик стояли посреди хоромины. О чём-то говорили друг с другом. Святослав - высокий, важный, седовласый, с большим крючковатым носом, Рюрик - младший, чёрночубый, среднего роста, в чёрной бархатной одежде. Они разом замолчали и повернулись к Славуте.
Боярин рассказал о вторжении Кончака, а Самуил протянул письма переяславского князя Владимира. Прочитав их, князья переглянулись.
– Что будем делать, княже?
– спросил Рюрик.
– Думаю, пора наказать Кончака. Слишком он занёсся… Надо проучить его да и других ханов заодно, ведь они уже разорили всё Посулье, а вскоре и до Киева доберутся. Князь Владимир жалуется, что совсем обезлюдела переяславская окраина и люд обнищал…
– Правда, ему куда больше других от половцев достаётся.
– Думаю, должно немедленно собирать князей и выступать в поход, - твёрдо заявил Святослав.
– Я тоже так мыслю.
– Вот и хорошо. Призовём князей Ярослава, Игоря, Всеволода Трубчевского, Святослава Рыльского и, пока не растаяли снега, ударим на поганых!
– Я буду готов через три дня, - согласился Рюрик.
Святослав обратился к Самуилу и Ждану:
– Благодарю тебя, Самуил, и твоего спутника за такое важное известие. Не раз ты оказывал услуги мне и всей Русской земле - предупреждал о нападениях, выкупал полонянников, был моими глазами и ушами в далёкой Половецкой земле. За это я всегда признателен тебе, а ныне я возмещу твои убытки. Не обойдём мы с князем Рюриком нашей милостью и твоего друга…
– Ждана, - подсказал Самуил.
– Если Ждан захочет остаться в Киеве, то я возьму его в свою дружину - он, вижу, крепкий и сметливый хлопец. Из него выйдет смелый воин. А если иное на душе…
– Мне хотелось бы вернуться в свою, Северскую, землю, - поклонился юноша.
– Похвально, что ты по-сыновьему любишь нашу Северщину… Я тоже севрюк… Когда так, я попрошу князя Игоря, чтобы он взял тебя на службу. Ему нужны, как и мне, славные хлопцы.
– Благодарствую, княже.
– А теперь, если хотите отведать княжеское угощение, прошу в гридницу, будете моими гостями. Славута, проводи их!