Шрифт:
– И что? – очередной наглый взгляд.
– Пора принимать решение. У нас только два варианта.
– Каких?!
– Ты соблюдаешь правила. Приходишь домой не позже девяти вечера, выполняешь обязанности и избавляешься от своих троек. Тогда можешь и дальше жить с нами. Если нет, уходи и делай что хочешь.
Даша, оторопев, уставилась на мать. Это она всегда угрожала ей тем, что сбежит! Возьмет и не вернется домой в один прекрасный день, если «родоки» будут сильно ее доставать. Теперь ситуация принимала неожиданный оборот.
– И где я буду жить? Ты мне снимешь квартиру?
– Снимешь себе все, что захочешь, сама. Мы с папой не собираемся ни давать тебе денег, ни общаться с тобой. Можешь забыть о том, что у тебя были родители.
В глазах Даши впервые промелькнуло что-то похожее на испуг – Маша заметила это, прежде чем дочь успела надеть очередную подростковую маску. Она умела быстро взять себя в руки.
– Жестоко, – ребенок наигранно улыбнулся, – а общаться-то почему нельзя?
– Для нас с папой это слишком тяжело. Мы измучились и устали. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на вечную войну с собственным ребенком.
– Нет человека – нет проблем?
– Можно сказать и так.
– А ты не хочешь узнать, почему я не пришла домой? Что случилось?
Маша не хотела. Она смертельно устала за последнее время от наглого вранья и бессмысленных разговоров. От своих долгих, с примерами из жизни, объяснений, почему опасно передвигаться одной по городу поздно вечером. От педагогических бесед на тему «надо учиться». От душеспасительных излияний о вреде сигарет, алкоголя и – боже упаси! – наркотиков. Дашка в такие минуты смотрела куда-то поверх макушки матери и, в зависимости от настроения, то презрительно хмыкала, то безразлично кивала. Ни то, ни другое ровным счетом ничего не значило. Их с Олегом дочь продолжала гнуть свою линию и задвигать родителей с их нотациями за линию горизонта. Могла явиться домой с запахом табачного дыма в волосах. Могла непростительно опоздать к назначенному времени. Могла даже исчезнуть посреди ночи из дома, несмотря на строжайший запрет: дожидалась, пока мама с папой уснут, и потихоньку выбиралась на улицу по зову соседских мальчишек. Таких же безбашенных подростков, как и она сама. Все это, вкупе с неминуемыми скандалами, ночными разборками и скачками давления у родителей, не мешало ребенку с прежней детской радостью делиться с матерью историями из жизни. Это и выбивало Машу из колеи – она сходила с ума от раздвоения личности Дашки: несмышленый добрый ребенок то и дело превращался в изощренного злобного переростка, который только и делал, что старался причинять близким людям сильную боль.
Маша смотрела на дочь и не верила в то, что сама ее родила. Не могло это инопланетное существо быть человеком от ее плоти и крови. В противном случае она сумела бы достучаться до упрятанного в раковину подростковой бравады сознания. Но ведь не может донести до девочки самых элементарных вещей! Разговоры-разговоры. Каждый день, уже много лет, и все без толку.
Маша сидела молча, ждала. Даша за двадцать минут не произнесла ни слова. Смотреть на нее было тошно: грязные красные волосы торчали во все стороны, истрепанная толстовка выглядела вещью с помойки, а вокруг проколов в носу и на губе образовалась подозрительная краснота. Сердце матери дрогнуло и болезненно сжалось: не прошло и полгода с тех пор, как Дашка попала в больницу с инфекцией в мочке уха. Сама же себе занесла. И это ничему, ни на секунду ее не научило! Сколько еще раз этому ребенку придется споткнуться, упасть и расшибиться в кровь, прежде чем она поймет, что нужно себя беречь?!
– Ты приняла решение?
Даша помолчала, потом выдала, по-детски надув нижнюю губу:
– Я не хочу уходить.
Сердце матери встрепенулось и учащенно забилось. Она старалась не показать своей радости.
– Значит, нужно соблюдать правила.
– Может быть, – Даша задумчиво поднялась и подошла к лестнице, – но я не всегда смогу удержаться.
То, что ребенок начал признавать собственную слабость, само по себе можно было считать победой.
– Придется. Иначе ты знаешь, где дверь.
Маша видела, как дочь борется сама с собой и не может победить внутреннего разлада. Ничего не ответив, она медленно поднялась вверх по лестнице и закрылась в своей комнате.
– Больше никаких детей, – Молчанова услышала шипение Олега за своей спиной, – с меня хватит этой!
Первый раз в жизни он терпеливо дождался конца разговора в укрытии: не встрял, не вмешался. Не начал обвинять и орать. Все, как Маша просила.
– Олег, но другие-то в чем виноваты?
– Ты меня поняла.
– Все дети разные, – она уже видела по его глазам, что ситуация безнадежна, – никогда не знаешь, как все сложится с другим ребенком.
– Тем более! С меня хватит!
Глава 6
Только к концу июня, после дикой выходки отца, мамаша догадалась, что надо бы Аннушку в огород выносить, давать свежим воздухом подышать. Как она ни драила, ни скребла, а в доме стояла невыносимая вонь. Источник ее будто въелся в старые доски, пропитал их насквозь и не желал отступать. И только Василий был доволен результатом: сумел показал своим бабам, кто в доме хозяин.
Теперь Аннушка подолгу лежала на улице. Чаще всего ее выносили и так забывали. Мамаша нашла старый, бабкин еще, деревянный чемодан. Стелила на дно одеяльце, клеенку, пеленки и выкладывала голенького ребенка «принимать воздушные ванны». На свежем воздухе спалось хорошо, и даже кашель почти пропадал. Зато комары не упускали шанса: Аннушка была вся в красных пятнах от их укусов.
В деревне понятия не имели о том, что в крайнем, перекошенном от старости домишке, у беспутной мамаши и ее нового сожителя девочка родилась. Казалось, научена уже женщина горьким опытом – троих детей забрали, – не станет испытывать судьбу. Да и спивалась она, вслед за Василием, не по дням, а по часам. Но жизнь по-другому устроила. Понадобилось ей, чтобы после трех несчастных мальчишек еще и девчонка явилась на свет.