"Надо ему пособить, надо."

Многое из того, что делал и говорил де Голль, уже официально представляя Францию, вызывает тягостное недоумение. Некоторые из его поступков и высказываний заставляют сомневаться не только в компетентности де Голля, как политического деятеля, но даже и в его адекватности.

Будучи отодвинутым от принятия решений, судьбоносных прежде всего для самой Франции, будущий президент тщетно пытался преодолеть воздвигнутую главным образом американцами глухую стену. С англичанами он имел возможность переговариваться всю войну, но они, вежливо его выслушав, поступали так, как находили нужным, а американцы де Голля даже и слушать не желали. Оставался СССР и де Голль несколько раз предпринимал попытки напроситься на визит в Москву, но в Кремле были слишком заняты, чтобы тратить время на переговоры с человеком, представлявшим непонятно кого. Но осенью 1944 года ему было, наконец, дано разрешение на посещение СССР. В декабре 1944 года де Голль через Иран прибыл в Страну Советов. Уже находясь на территории Азербайджана, он неожиданно попросил, чтобы его отвезли в Сталинград, желание гостя закон и встречавший де Голля Молотов отдал распоряжение сделать крюк и посетить Сталинград. Стоя на декабрьском ветру и озирая заснеженную картину циклопических разрушений, де Голль вдруг сказал Молотову, что он искренне скорбит о "понесённых совместно (!) жертвах". Молотов был покороблен до глубины души. Но это были только цветочки, прибыв в Москву, де Голль, будучи окружён журналистами, принялся делиться с ними впечатлениями о посещении Сталинграда и в кульминационный момент беседы неожиданно с неуместной пылкостью начал восклицать: "Ah, Stalingrad, c’est tout de m^eme un peuple formidable, un tr`es grand peuple!" ("Какой грозный, какой великий народ!"). Кто-то из журналистов тут же с готовностью подхватил: "Ah, oui, les Russes…", но де Голль недоумка тут же с досадой оборвал: "Я говорю не о русских, я говорю о немцах, как им удалось зайти так далеко?!"

На последовавших затем переговорах Сталин играл с де Голлем, как кошка с мышью, по ходу чтения стенограммы переговоров местами трудно удержаться от смеха. Точно такое же чувство испытываешь, читая стенограммы переговоров де Голля и с англичанами. Личное впечатление о де Голле Сталин выразил в следующих словах - "неуклюжий, упрямый человек, не понимающий политической реальности, в которой он оказался.".

В высказываниях "для истории" Сталин неизменно был очень сдержан, так что можно себе представить, что скрывалось за словом "неуклюжий", а скрывалось там и такое - много лет спустя, уже в качестве президента Французской Республики де Голль отправился с государственным визитом в Канаду, его встречали так, как обычно встречают главу государства, потом повезли по стране, миновать при этом Монреаль никак было нельзя, а в те годы как раз достигла апогея борьба за предоставление Квебеку независимости и когда правительственная делегация Франции оказалась в Монреале, канадцы, вполне отдавая себе отчёт в щекотливости момента, попросили де Голля быть в его высказываниях "пообтекаемее", на что де Голль смерил высокую принимающую сторону высокомерным взглядом, вышел на балкон, открыл пошире рот и первое, что он прокричал, было: "Vive le Quebec libre!"

Это было неслыханно, скандал был совершенно беспрецедентный, канадская сторона тут же прервала визит де Голля, его усадили в самолёт и отправили назад к французам. Всем понятно, каких усилий требует подготовка правительственного визита, сколько туда вложено труда, да и кроме того очевидно, что де Голль ехал в Канаду потому, что государству Франция было что-то нужно от государства Канада, и всё это было принесено в жертву глупейшей выходке, не говоря уж о том, что Франция нажила себе врага на совершенно пустом месте.

И де Голль отличался именно этим, он обладал каким-то даром загонять себя в ситуацию, из которой нельзя было выйти, не потеряв лица.

Ну вот, скажем, уже когда после войны "союзники" разбирались с проведением границ своих зон оккупации в Германии, американцы попросили французов отойти в уже оговоренную до того французскую зону, "освободив" для американцев Штутгарт и Карлсруэ. Замечу, что "французская зона оккупации" была подарком американо-англичан французам (причём подарком с точки зрения как американцев, так и англичан незслуженным, то-есть подарком вдвойне), и американцы, зарезервировав за собой Карлсруэ, поступили в высшей степени дальновидно, так как это позволяло им разрезать французскую зону на две несообщающиеся половинки. Ну и вот, в ответ на пока ещё вежливую просьбу американцев "подвинуться" де Голль официально отказался подчиниться и потребовал от находившихся в Германии французских войск дать в случае необходимости "вооружённый отпор американцам".

Труман тут же прислал де Голлю коротенькое послание, где говорилось, что если французы немедленно и "по-хорошему" не уйдут из американской зоны, то он, Труман, отдаст приказ начать военные действия против Франции. И грозный де Голль перед лицом такой перспективы тут же "прогнулся". Но не прошло и какого-то там времени, как возникла подобная же ситуация на границе с Италией, где французы попробовали удержать за собой кусок итальянской территории, а потом повторилась та же история - сперва приказ де Голля держаться во что бы то ни стало, французские войска, находившиеся на территории Италии, ощетинились стволами, последовала американская угроза выдворить французов из Италии силой, и де Голль из Италии ушёл.

Почти то же самое происходило и во франко-английских отношениях. Англичане, пытаясь под шумок уменьшить французское влияние в Леванте (так тогда назывались Сирия и Ливан), спровоцировали в регионе антифранцузские беспорядки, а когда французы принялись обстреливать и бомбить Дамаск, англичане "из соображений гуманизма" потребовали немедленного прекращения огня и отвода французских войск в казармы. Де Голль отказался подчиниться "шантажу", последовал фактически ультиматум англичан и внутриполитический кризис во Франции, де Голль продолжал хорохориться, на что тогдашний глава Арабской Лиги Атиях ядовито заметил - "Франция выложила на стол все свои карты и пару ржавых пистолетов". Закончилось всё тем, что французам в Леванте был отдан приказ отойти, причём главное унижение было в том, что отойти они смогли только после того, как вмешались англичане и обеспечили войсковое прикрытие отходящих французов, чтобы не позволить арабам их растерзать.

Де Голль, как "неуклюжий, упрямый человек, не понимающий политической реальности, в которой он оказался.".

Можно только догадываться, какие душевные муки он испытывал при его гипертрофированных самомнении и самолюбии.

Понятно возникающее недоумение, это каким же образом человек, обладавший такими "достоинствами", смог попасть в "первые лица"? Недоумение рассеивается легко. Де Голль попал в "де Голли" потому, что того захотели не только победители (США и СССР), но и побеждённые (Британия и Франция), из разных побуждений, но захотели этого все. И победители захотели этого потому, что война не закончилась в 1945, война никуда не делась, потому что никуда не делась политика, а политику следовало продолжать другими средствами, а другие средства называются войной. А победители потому и оказались в победителях, что они воевали лучше, чем побеждённые, а воевали они лучше потому, что лучше понимали, что такое война.

Повыше мы задались вопросом - что такое искусство войны? На этот вопрос позволяет ответить история с де Голлем и послевоенной Францией. Война это не только собственная и чужая армия, но война это ещё и способствование приведению к власти человека, который вам нужен. Как в собственном государстве, так и в чужом. И нужный вам человек в чужой властной верхушке вовсе не означает пошлого "шпиона", которому вы будете слать "шифровки", да и зачем? Фу, как грубо!

Когда-то в замечательном сериале "Монархия и социализм" я подробно рассказывал историю про то, как Георг VI совершенно неожиданно для уже сформировавшего первое послевоенное английское правительство премьер-министра Эттли потребовал от него назначить на пост министра иностранных дел Эрнста Бевина, не только никогда не занимавшегося ничем "внешним", но и не имевшего вообще никакого дипломатического опыта.