На эффект, который хирургическое вмешательство оказывает на умение строить глазки, можно посмотреть вот здесь. Было так, а стало этак. До операции можно было стрелять одиночными, а после - очередями.

А теперь о том, что от внимания наблюдателей и наблюдательниц ускользает.

Вот есть у нас некая культура. Национальная, само собой. Носители этой культуры имеют некий же ярко выраженный расовый тип. Пусть негроидный. И поскольку их культура национальна, то и стандарты красоты они устанавливают для себя исключительно национальные или, другими словами, канонами физической красоты для них становятся те черты, которые имеются у большинства. Чем "национальнее" тем лучше, тем красивее. И это неизбежно приводит к тому, что красивыми начинают считаться присущие данному народу физические черты, доведённые до абсурда, до карикатурности. Девушка, которой хочется быть красивой, полагает, что губы у неё слишком тонкие и нижнюю следует увеличить, оттянув её круглой деревяшкой. А поскольку красивому пределов нет, то с точки зрения соплеменников девушка тем красивее, чем деревяшка больше. Ну и так далее. Ведь кроме девушек есть ещё и юноши, а кроме губ есть ещё нос, есть глаза, есть цвет кожи и есть волосы, в общем разгуляться есть где.

При этом любой чужак именно с позиции принятых стандартов красоты выглядит мало того, что дурак дураком, но ещё и "как-то не так", он вызывает брезгливость, он то слишком волосатый, то слишком гладкий, слишком белый, слишком жёлтый, слишком большой, слишком маленький, у него другие глаза, другой нос, и там у него тоже какое-то всё другое, то обрезанное слишком сильно, а то необрезанное вообще. Потрогать его и то боязно, а уж законтачиться это как со стыдливым хихиканием кончиком босой ноги ледяную воду попробовать. Аж пупырышки по татуированной коже. "Как с лягушкой".

Сказка ложь-то ложь, да намёк в ней бревном в узком глазу.

А потом - глядь! И лягушка выходит вовсе даже не лягушкой, а хоть и несмеяной, но - царевной. Тут-то и начинается:

– И я хочу! И я хочу!

– Чего ты хочешь, дура?

– Хочу быть как она-а.

– Так она ж лягушка, а ты нет.

– Ну и что с того, что нет, я хочу быть на лягушку похожа.

Вот как вы думаете, по какой причине гейши в Японии белят лица?

Доминирование одной культуры над другой помимо всего прочего означает ещё и желание если и не быть, то хотя бы выглядеть "царевной". И победи "древняя японская культура" в масштабах Земного Шара европейки сегодня красились бы в угольно чёрный цвет, семенили, приседали, пищали бы голосом, делали бы себе пластические операции по устранению дурацкой складки века, укорачивали бы себе нос, а имевшие несчастье родиться с четвёртым номером уменьшали бы себе бюст. "Чем меньше, тем красивее!"

Наблюдаем ли мы всё это в данной нам в ощущениях реальности?

Нет, не наблюдаем. Но зато мы наблюдаем аниме. Аниме, как и было сказано, на древнем японском языке означает анимацию или, выражаясь по-русски, мультяшки. Это то, что движется, крутится, вертится и мельтешит. Одним словом - Дисней. Но кроме того, что показывают на экране, есть ещё и комиксы. В Японии они называются "манга". Появились они в начале ХХ века и были прямым подражанием подсмотренныму у американцев и европейцев обыкновению помещать на задних страницах газет коротенькие рисованные истории. На уровне в лучшем случае газетного разворота вся эта манга в Японии и застряла, и застряла на целые полвека, в течение которых японцам было не до рисования, а было им до построения "Сферы Сопроцветания Великой Восточной Азии".

Однако не то, что с Со-, но даже и просто с -процветанием вышло не очень и Япония оказалась оккупированной. Оккупанты принесли с собою свою культуру. В самом широком смысле. Они принесли с собою не только себя, такими, какими они были, но они принесли язык, на котором они говорили друг с другом, они принесли манеру держаться, они принесли одежду, обувь и головные уборы, они принесли пресловутый chewing gum, сигареты Philip Morris, музыку, которую они играли, пластинки, котороые они слушали, журналы и книги, которые они читали, и вот среди журналов, которые они, полистав, равнодушно бросали под ноги, были и комиксы. Много комиксов, американцы комиксы любят. И именно вот эти послевоенные американские комиксы и дали толчок сложившейся к нашим дням целой индустрии под названием "manga", индустрии, которая сегодня считается чем-то "посконно японским", хотя ничего особо японского там нет, за тем разве исключением, что, как гласит популярная печальная шутка, "Япония свела на мангу свои леса".

"Крёстным отцом" жанра манга стал упомянутый повыше Осаму Тецука. Не все, правда, знают, каким образом он добился известности. А между тем популярность Тецуки самым прямым образом связана с популярностью манги, а популярным Тецука стал после того, как в 1947 году, на втором году американской оккупации, в возрасте восемнадцати лет (он был очень способным художником и, что куда важнее, он был очень сообразительным молодым человеком, да к тому же обладателем того, что называется "деловой жилкой") им была создана рисованная версия стивенсоновского "Острова сокровищ" под японским названием "Новый остров сокровищ", абсолютно ничем не отличимая от любого американского комикса тогдашних лет, не говоря уж о том, что главный герой тецуковской версии носил самое японское из всех японских имён - Пит, при том, что на японца он не был похож ни капельки.

Свой "Новый остров сокровищ" Тецука на свой же страх и риск предложил издателю, а тот, страх и риск презрев, сократил творение гения аниме до 192 страниц и издал. Успех был подобен взрыву атомной бомбы, "Новый остров сокровищ" разошёлся тиражом в 400 000 экз. Школьники японских младших классов, которые учились по одобренным оккупантами учебникам, алкали приключений и сокровищ. Так родилось то аниме, которое вы знаете. По секрету вам скажу, что Тецука никогда не скрывал, что похожие на плошки глаза своих героев он позаимствовал у японца по имени Микки Маус.

То же самое касается и много другого из того, что почитается в мире в качестве японской культуры.

Великому множеству "русскоговорящих" очень хорошо известна эта вот песенка:

«видео опущено»

Пели её сёстры близняшки Эми и Юми Ито, очень популярные в шестидесятые годы и известные как The Peanuts (по-японски это звучало как Za Pinattsu). Песенка называлась Koi No Bacansu и была она слегка изменённой версией тогдашнего же хита Переса Прадо Tico Tico.

Какие забавные арахисовые орешки.