– Да, он – поэт, а не философ! – Воскликнул кто-то.

– А, разве поэзия не есть вершина философии? – Возразили ему.

– Почему вы отдаете предпочтение древности, и пренебрегаете настоящим? – Спросил седобородый.

– Я не пренебрегаю настоящим. – Ответил Юань. – Я уважаю и трепетно воспринимаю как бесконечно прекрасную гармонию Земли и Неба, так и малую каплю росы, в которой отражены все их чудеса. Но, что есть настоящее? Когда ваши уста заканчивали произносить обращенный ко мне вопрос, его начало уже стало достоянием минувшего. И разве то, что вы называете Настоящим, не есть неустранимая принадлежность Прошлого?

Несколько мгновений после слов Юаня царило молчание. Затем зал взорвался шквалом эмоций.

«Сейчас они все передерутся!». – Испуганно подумала Ли-цин, наблюдая бурную вспышку греко-парфянских страстей.

Юань, в традиционном представлении которого «жемчуг исканий» был неразрывно связан с проникновенно-умиротворенным состоянием души, с изумлением созерцал яростные, сверкающие глаза своих оппонентов.

– Вы поймите! То, что говорит наш уважаемый гость, это и есть самая настоящая {137} ! – Кричал толстый, астматического вида, человек.

– Где вы видите диалектику, Тисандр? – С негодованием отвечал его сосед. – То, что я слышал, есть ни что иное, как пошлая подмена высокой логики созерцательно- поэтической пустотой!

– Что же здесь плохого! – Вмешался в разговор третий. – А, если эти люди так видят мир?

– Откуда вы, Пакор, знаете, как они видят мир? Этот человек успел произнести всего лишь несколько фраз!

– ANIMUS QUOD PERDIDIT OPTAT, ATQUE IN PRAETERITA SE TOTUS IMAGINE VERSAT! {138}– Звучало уже на совершенно незнакомом ханьцам языке. – Отсюда и вся его философия!

– Уважаемые! – Попытался остановить воспламенившихся коллег седобородый. – Не забывайте о наших гостях. Подумайте, что вынесут они для себя из нашей неумеренной горячности?

Неистовый по накалу диспут прекратился так же стремительно, как и начался.

– Простите ваших неразумных хозяев за несдержанность! –

Обратился к гостям седобородый. – Но, их можно понять: такие огненные вопросы невозможно обсуждать иначе, как со всей страстью души.

– Без ветра и трава не колышется. – Вежливо, поговоркой, ответил Юань.

Между тем, интерес присутствующих к гостям возобновился, и философы снова забросали их вопросами. Вопрошающих интересовало все: от государственного и военного устройства Хань, до мелких деталей быта ее жителей.

Беседа перемежалась новыми вспышками бурных философских страстей. Ученики Сократа были людьми весьма образованными, и щедро украшали свои суждения цитатами и поэтическими отрывками.

Когда речь зашла об Искандаре {139} Великом, один из присутствующих, молодой парфянин, с пламенеющим взором, прочитал отрывок из хвалебной оды великому завоевателю:

Поверг врагов, завистников своих,

Забрал богатства их и земли их!

Удвоил и утроил он предел,

Земель ему доставшихся в удел {140} !

– Ну, чем вы восхищаетесь? – Не выдержала, молчавшая до сей поры Ли-цин. – А, кто измерит моря слез, пролитые матерями убитых? Кто вернет детям их отцов? Загляните в глаза такому ребенку, и спросите его, что он скажет о величии человека, убившего его отца? Об этом ваш Искандар думал?

– Вот суждение, достойное умудренного опытом старца, или... женщины с чутким и страдающим сердцем, не в обиду вам будь сказано!
– Заметил седобородый наставник.

– Да! – Поддержал его один из учеников.
– Справедливости ради, следует сказать, что брахманы Инда говорили Великому то же самое:

Сказал брахман: «О, властелин-мудрец!

Всем одарил тебя благой творец.

Ты, словно солнце, разумом сияешь.

Что не избегнуть смерти нам, ты знаешь.

Что ж ты возжаждал мир завоевать,

Войн ядовитым воздухом дышать?!

Умрешь – твоя десница все утратит

И враг плоды трудов твоих захватит.

Зачем ты страшной тяготой такой

Обременился? Где он – разум твой? {141}

– Как вы полагаете, - спросил Юань наставника – изменится ли положение вещей в будущем? Или мы обречены, вечно плестись дорогой, залитой кровью невинных людей?