Шрифт:
— О какой краже речь?
— Вчера ночью обокрали ясновидящую.
— Значит, до.
— Ты не заметил, куда гадалка положила твои деньги?
— Я заплатил прислужнице.
— Ну а сколько дней ждал своей очереди?
— Это что, допрос?
— Умирашка не заявила о пропаже. Однако есть решение — выселить ее из Руссы.
— Не ко времени!
— Почему?
— Она предсказала смерть брату. У нее дар к телепатии, читает мысли на расстоянии. И мою судьбу угадала: погибну из-за женщины. Старухе многие верят. И скажут: «За правду пострадала».
— Карп, неужели и ты веришь старой пройдохе?
— Ей все верят, кто только не был у нее!
— И даже коммунисты?
— И даже коммунисты.
— Это те, кто боятся чистки партии?
— Председатель укома боится чистки?
— Николай Николаевич Калугин?
— Он самый, — торжествующе ухмыльнулся Карп. — Своими глазами видел, как он выходил из ее дома.
— А ты не обознался?
— Маленький, лысый, с бородкой и в толстовке. Он?
— Портрет его. Но причина посещения, ручаюсь, иная. Калугин — краевед: собирает песни, сказки. А бабка, прислужница гадалки, великая мастерица до слова. — Теперь Иван улыбнулся: — Ну, еще кого назовешь?
— Зря лыбишься! Ее популярность велика: даже из Питера приезжают гадать.
— Даже из Питера? Ой ли?!
Карп здоровой рукой сделал жест, типичный для бильярдиста.
— Я тут шарики гонял с матросом. Так он из Питера приехал специально погадать в Чертовом переулке.
— Это который матрос: крепыш, рыжий и желтоглазый?
— Он самый!
— Говоришь, специально погадать, а может, — Иван сгреб пальцами серебряную солонку, — очистить гадалку?
— Взгляд у него дерзкий и пронырливый…
— Обыграл тебя?
— Хотел! На кон — духи, шоколад. Но я же что левой, то правой. — Он шевельнул забинтованной рукой и скривил рот. — Обштопал как миленького!
— Первый раз, а второй?
— Не лови на слове! Мы один раз играли. Больше я его не видел.
— А духи и шоколад куда дел?
— Духи подарил Ланской, а шоколад дочке профессора…
— За прекрасные глаза?
— Глаза у нее в самом деле прекрасные, но душа еще лучше. Но подарил не за глаза, не за душу. А за что — не скажу!
— Твое дело, — поднялся Иван и жестом пригласил Рогова к двери: — Пошли! Провожу тебя…
— Что я, барышня? — И, не поднимаясь со стула, повысил голос: — Иван, последний раз прошу — верни наган, иначе врагом станешь!
Исполком хотел вселить Калугина в каменный дом купца Киселева, но любитель природы предпочел комнату на окраине города, где скворцы и жаворонки поют под окнами.
Воркун первый раз был на квартире своего учителя. Он ожидал увидеть большую библиотеку, но все книги и тетради Николая Николаевича умещались на одной пятиполочной этажерке. Зато все три окна были заставлены и завешаны клетками с птицами.
Хозяин сел на низкую железную кровать, а гостю уступил единственный венский стул и подкрутил фитиль настольной лампы.
— Голубчик, я беседовал с Капитоновной. Она спросила меня: «Это верно, что мою благодетельницу хотят вон из города?»
— Вот это разведка!
— Да, друг мой, ты попал в точку: Капитоновна — первоклассная разведчица. Без нее ясновидящая — слепышка. Не случайно гадалка никого сразу не принимает. Капитоновна сначала запишет твой адрес, затем наведет о тебе все справки, а потом уж известит тебя, когда можно прийти на сеанс гадания.
— Ловко одурачивают!
— Одной ловкости недостаточно, батенька, — заметил Калугин и перешел на полушепот: — Я только что узнал биографию ясновидящей…
— От Капитоновны?
— От Жгловского!
— Ерша Анархиста?!
— Нет, голубчик, от родителя, от священника отца Осипа.
— Ездили к нему на село?
— Наоборот, друг мой, он приехал, сидел здесь, на вашем стуле, и уговаривал меня «опять поддержать церковь»…
В первую секунду Иван удивился, но вспомнил позицию Калугина против роговщины и, вытаскивая кисет, приготовился слушать.
— Так вот, отец Осип, узнав мои краеведческие интересы, поведал мне не совсем банальную историю. Накануне войны с Японией граф Беннигсен, старорусский помещик, ради шутки спросил гадалку: «За сколько недель разобьем япошек?» Гадалка раскинула карты: «Япошки побьют нас». Граф и гости захохотали. Второй ответ тоже развеселил аристократов. Все знали, что граф любил свое родовое имение, а гадалка предрекла «распродажу земельных богатств». Однако все сбылось: войну позорно проиграли, а в пятом году граф, напуганный бунтарским настроением крестьян, продал рамушевским кулакам все свои пахотные земли, луга и леса…