Шрифт:
«Застудится, — подумал Андрей. — Застудится как пить дать… Ревматизм же у него. А он мокрый, на ветру. Вот же чертова работа…»
Один-два таких чрезвычайных происшествия, и старикан, либо сляжет вповалку, либо вообще душу отдаст. В его-то возрасте бродить в холодной воде! Пенсионеры в городе в дождь на улицу не выходят, у врачей каждую неделю проверяются, в скверах прогуливаются под зонтиками, чтобы голову не напекло. Хватит! Свое отец полной мерой отработал. Имеет право на отдых и на покой, и Андрей ему это обеспечит. В обиду не даст. Мировой же старикан, его родитель…
— Бойчей, жонки, бойчей! — подгоняла Анфимья своих подружек.
Ходи ноги, ходи печь! К председателю бы лечь!..На пристани колыхнулся хохот.
— Рано языки чесать! — загремел, покрывая его, командирский бас.
Матвей встал на раскачивающемся причальном брусе. Широкий, коротконогий, промокший насквозь, он рубил последнюю связь, удерживающую затопленную часть пристани. Взлетал и блестко падал топор. Брызгала щепа, маслянистыми желтыми ломтиками разлетаясь по воде. С каждым ударом все больше и больше раскачивался брус, и в глубине пристани нарастал угрожающий скрежет.
Доска, с которой возился Андрей, подалась неожиданно и легко. Топор скользом прошел по ней и вывернул из руки топорище. Наткнулся на гвоздь, закрутился волчком и полетел туда, где пробирался на край пристани Петр Романович.
— Берегись! Батя, берегись!
Топор пролетел в шаге от Петра Романовича и плюхнулся в воду.
Дед Пека вздрогнул, повернул голову и, увидев растопыренные руки сына, догадался, что произошло.
— Ступай теперь на берег… Бабам помогай! Без топора здесь делать нечего.
Андрей зло пнул злополучную доску, столкнул ее в реку и ушел с пристани. Зябко подняв воротник куртки, он достал сигарету. Бумага расползалась в мокрых пальцах, отсыревшая зажигалка не давала огня.
— Побойся!.. Ос-те-ре-гись! — разнеслось над пристанью.
Матвей последним ударом просек скользкий, квадратный брус и проворно отскочил от края.
Надсадно заскрипело дерево, всплеснулась фонтанами вода, взвизгнули выворачиваемые скобы. Затопленная часть пристани шевельнулась и медленно стала отплывать на стремнину. Свечкой вымахнуло бревно, обросшее водорослями, оголились пеньки источенных гнилью свай.
Напор воды утянул ворочающийся деревянный ком.
— Отбились! — крикнул Матвей и всадил топор в тулово смоляного, вполовину укороченного бруса. Смахнул рукавом воду с лица и поправил черную заплатку, прикрывавшую погубленный на войне глаз.
— Отбились, человеки земнородные!
В этот момент Петр Романович, у которого отплывающая часть пристани нарушила опору, боком упал в реку.
— Петрей потонул! — протяжно заголосила Анфимья. — Человек в воду пал! Мужили, чего глядите-то!
Андрей моргнул, ошарашенный исчезновением отца, и закричал, пронзительно и страшно, как насмерть перепуганный ребенок.
— Батя!.. Ба-тя-ня!
Кинулся на пристань, зацепился за стопу шифера и растянулся на скользкой глине.
Матвей прыгнул в реку и размашистыми саженками поплыл туда, где с бултыханием бил руками по воде дед Пека.
— «Батяня», — передразнил он Андрея, когда Петр Романович оказался на берегу и возле него захлопотали женщины, унимая кровь сочившуюся из ссадины на лбу.
— Чего попусту горло драть, когда человек тонет.
— Не успел я, — ответил Андрей, размазывая глину на куртке и не имея сил уйти от единственного председательского глаза. — Споткнулся, а пока прибежал на пристань, вы уже прыгнули.
— Вдогон надо было. Не я тебя ростил…
— Знаете, Матвей Афанасьевич, — озлился Андрей, — не читайте мне, пожалуйста, нотаций. За отца вам спасибо, а что касается всего остального, увольте от ваших поучений.
— Спасибо, говоришь, — усмехнулся Матвей, и бледные от озноба губы его покривились. — Купцы, говорят, раньше в таких случаях еще рублем одаривали… Ладно, чего растабаривать. Ученый ты человек, от родимушки нашей ломоть отрезанный. Не поймем мы с тобой друг друга. Отца домой скорее веди, ему надо в сухое переодеться, а то на ветру до костей прознобит… А вы, дорогие жонки, чего полтиннички выставили? Был здесь мужской разговор и кончился. Айдате теперь гуртом амбар опоражнивать.
— Тебе бы, Матвеюшко, тоже домой сбегать, одежу переменить.
— Ничего, Анфимья, у меня шкура солдатская.
Приступ ревматизма уложил деда Пеку в постель. Он крепился из всех сил, стараясь одолеть навалившуюся хворобу. Растирал ноги пахучей мазью, которую принесла молоденькая фельдшерица Люба, грел мешочками с каленой на сковороде солью, кутал пуховым платком, оставшимся от покойницы-жены.
Андрей, обеспокоенный болезнью отца, с утра толокся на кухне. Неумело растопил печь, оттирал на куртке, пострадавшей в пристанской суматохе, грязные пятна, сгреб веником сор в угол. Сбегал в рыбкооп и купил для еды дорогую свиную тушенку и сливовый компот. Принялся ковырять вилкой волокнистое холодное мясо и запивать компотом.