Глядятся на реку старые, из тесаных в обхват кругляшей, неизносимые дома. Каждый на свой лик, на свою стать. Со своей, непохожей на другие, судьбой.

Уходят люди из деревни в другую жизнь.

«Родимушка», — привычно отдалось в голове Петра Романовича, но невеселые думы вдруг перебила мысль, что не исчезают люди бесследно. Остаются на той же земле, где родились, и делают одно большое дело. А что уезжают из деревни — так всегда это было и всегда будет. Потому, что каждый выбирает свой курс, свой ветер и свою пристань…

Бочку вот только зря отдал, глупая голова. Теперь в непогоду у крыльца всегда будет мокреть. Надо что-нибудь под водосток приспосабливать.

Паром задержался, и главного рыбовода я в конторе не застал. Уборщица сказала, что Клавдия Николаевна уехала на первый участок.

— Только что, — добавила она.

Я усмехнулся. Главный рыбовод, низенькая, рыхловатая на вид женщина была на удивление подвижной. Случалось, я целый день гонялся за ней и везде слышал:

— Только что…

Сегодня мне обязательно надо было условиться с рыбоводом о поездке на тоню со смешным названием — «Мартышка».

Я заторопился к первому участку, находящемуся километрах в пяти от главной усадьбы, куда вела узкая, в один след, тропка. Она вилась по береговому откосу среди кураев и кустов цепкого, с упругими стеблями, жидовельника, украшенного сиреневыми крупинками жестких соцветий. Матерые карагачи с изболевшей от прожитого времени корой просторно топорщили сочно-зеленые косматые шапки. На них лепились какие-то жучки. Сытые, раздувшиеся лягушки столь самозабвенно откладывали икру, что их не пугал ни шум шагов, ни хищные щучьи тени, то и дело мелькавшие под берегом.

Участки рыбоводного хозяйства раскинулись вдоль судоходного рукава Волги километров на пятнадцать, соединенные друг с другом водой и такими вот тропками, по которым ухитрялись даже ездить на велосипедах.

Примет крупного промышленного хозяйства на рыбоводных участках не имелось. Здесь стояли неказистые мазанки, где располагались дежурные по участку и хранилось нехитрое рыбоводное имущество. Мазанки лепились к шлюзам магистральных каналов, уходящих в обвалованные, отделенные от реки ильменя, в которых задерживались паводковые воды, образуя естественные и охраняемые нерестилища частиковых рыб — судака, леща и сазана.

Весной по магистральному каналу в сберегаемые человеческой заботой ильменя запускали производителей, а летом отлавливали молодь и вывозили ее в море на плавучих, садках-прорезях. Там молодь выпускали на вольную волю, считая, что дальше уже она будет расти сама собой.

Возле мазанки на первом участка я увидел знакомую худенькую фигурку. Это была Сашка, второкурсница-практикантка рыбного института.

— Олег Петрович! — звонко крикнула она, сложив рупором ладони. — Здравствуйте, Олег Петрович!

— Клавдия Николаевна у вас? — спросил я Сашку.

— У нас, — ответила та и покосилась в сторону канала, который заворачивал в камыши. — В ильмень с Борисом уехали брать анализ на зоопланктон… Часа через два вернутся.

— Подожду, — сказал я, усаживаясь на прогретые солнцем бетонные ступеньки шлюза. — Хочу с ней договориться на тоню съездить, на Мартышку.

— Не возьмет, — сказала Сашка и снова оглянулась в сторону канала. — Она на баркасе зря и щепку не повезет… Да еще на Мартышку. Это же почти сто километров.

— Может, сговорюсь, — ответил я, зная, что Сашка недолюбливает главного рыбовода.

— Попробуйте, — отчужденно сказала Сашка и снова принялась за работу.

Она подметала возле мазанки. Широко размахивая метлой, старательно скребла рыжую глину, до железной твердости утоптанную рыбацкими сапогами. Мусор взлетал в воздух, но ветерок с реки подхватывал его и, покружив, просыпал на то же место.

Несколько минут я смотрел на работу Сашки, потом посоветовал:

— Ты по ветру подметай.

Сашка зашла с другой стороны, и дело пошло веселей. Через четверть часа она уже сидела рядом со мной и, по обыкновению покусывая былинку, сокрушенно говорила:

— Как же это я, Олег Петрович, такого пустяка сразу не сообразила. Самой стыдно… Вроде как та вобла…

Сашка показала на шлюз. Там, у деревянных щитов — шандор, кишела мелкая вобла. Сквозь щели шандор били космы воды. Вобла настойчиво тыкалась в них. Наскакивала одна на другую, переворачивалась брюшком и била по воде хвостами, не понимая, что не протиснуться в крохотные щелки тяжелых шандор, отгораживающих канал от реки.