Охваченная ужасом Амайя учащенно дышала, глядя на увеличенные копии фотографий, хранящихся в комиссариате. Девочки смотрели на нее с зеркала огромного старинного шкафа, на котором Виктор в хронологическом порядке расположил газетные вырезки, статьи о басахауне, помещенные в местной газете некрологи девочкам и даже фотографии похорон. Тут были снимки скорбящих семей, одноклассников и засыпанных цветами могил, которые опубликовало одно из местных изданий. Под всем этим находилась целая коллекция фотографий, сделанных, вне всякого сомнения, на месте преступления. Эти снимки напоминали инструкцию смерти, пошагово отражая процесс воплощения страшных фантазий убийцы и историю его жутких достижений. Перед Амайей находилось наглядное, подробно задокументированное описание этого ужаса. Онемев от изумления и с трудом веря собственным глазам, она смотрела на огромное количество вырезок, пожелтевших от времени, с закрутившимися от влажности краями. Некоторые из них были сделаны двадцать лет назад и были совсем короткими. Лишь несколько газетных строк сообщали об исчезновении девушек во время туристического похода или экскурсии в отдаленные уголки долины, включая ту ее часть, которая находилась за границей. Вырезки располагались уступами, в определенной последовательности, и на самой вершине этой пирамиды Амайя обнаружила имя Терезы Клас, провозглашающее тот факт, что она является королевой этого адского круга. Эта девушка, из-за которой Виктор настолько потерял голову, что пошел на риск убить ее в нескольких метрах от собственного дома, стала первой его жертвой. Но вместо того, чтобы вселить в него ужас, ее смерть настолько его взволновала, что на протяжении последующих двух лет он убил еще как минимум трех женщин. Это все были искупительные жертвы, девушки, явно попадающие под определение юных кокеток. Он нападал на них в горах, действуя достаточно грубо и прямолинейно, по сравнению с той изощренностью, которую он демонстрировал в своих преступлениях сейчас.

Этот жертвенник представлял собой повествование об эволюции безжалостного убийцы, на протяжении трех лет всего себя посвящавшего определенной задаче, а затем почти на двадцать лет приостановившего свою деятельность. На те самые двадцать лет, которые он жил с Флорой, ежедневно оглушая себя колоссальными количествами алкоголя. Он добровольно надел на себя ярмо алкогольной зависимости, приняв его и считая его единственным средством, позволяющим терпеть ту дисциплину, которая была необходима для совместной жизни с Флорой, и не давать волю своим инстинктам. Разрушительным и порочным наклонностям, которые он держал под контролем до того самого момента, когда он перестал пить, освободившись от железной руки Флоры и успокаивающей одури алкогольного опьянения. Он попытался воссоединиться с ней. Он старался находиться рядом с ней, чтобы она видела его успехи и воочию убедилась в том, на что он способен ради нее. Но вместо распахнутых объятий, о которых он столько мечтал, он снова и снова наталкивался на невозмутимо холодный взгляд Флоры.

Ее пренебрежительное отношение стало взрывателем, детонатором, стартовым выстрелом, толкнувшим его на путь стремления к совершенству и чистоте, которых он требовал от всех остальных женщин и на которые они со своими юными и волнующими телами вполне были способны. Среди фотографий жертвенника Амайя обнаружила и свои собственные глаза. На мгновение ей почудилось, что она смотрит на свое отражение в зеркале. Почетное место в центре жертвенника занимала ее фотография, отпечатанная на фотобумаге явно при помощи принтера. Рядом находился еще один снимок, на котором она была запечатлена рядом с сестрами. Она протянула руку вперед, почти уверенная в том, что это ей только чудится. Коснувшись пальцами сухой и гладкой бумаги, Амайя вздрогнула и чуть не сорвала снимок с зеркала, испуганная внезапным грохотом, который мог быть вызван только выстрелом. Она бросилась по лестнице вниз в полной уверенности, что стреляли не в доме.

Флора расположилась в проеме двери в конюшню и, не говоря ни слова, прицелилась в Виктора из винтовки. Он удивленно обернулся, но не испугался, как будто ее появление было для него приятным и желанным.

— Флора, я не слышал, как ты подъехала. Если бы ты предупредила меня о том, что приедешь, я бы привел себя в порядок, — произнес он, глядя на свои засаленные перчатки и начиная их снимать. Он сделал шаг к выходу. — Я даже мог бы что-нибудь приготовить.

Флора не ответила и даже бровью не повела. Она продолжала молча целиться в Виктора.

— Я и сейчас могу что-нибудь приготовить, если ты дашь мне несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок, — повторил Виктор.

— Я не ужинать приехала, Виктор.

Лишенный каких-либо эмоций голос Флоры звучал так холодно и отчужденно, что Виктор снова примирительно заулыбался и заговорил заискивающим тоном:

— Тогда я могу показать тебе, чем я тут занимаюсь. Я реставрировал мотоцикл, — добавил он, кивая назад.

— Выпечкой заняться не хочешь? — поинтересовалась Флора, не меняя позу и лишь указав стволом винтовки на железную дверцу каменной печи в стене дома.

Он улыбнулся, глядя на жену.

— Я хотел испечь что-нибудь завтра, но, если хочешь, мы можем сделать это вместе.

Флора громко выдохнула с привычным выражением досады на лице и отрицательно покачала головой, демонстрируя Виктору свое раздражение.

— Что ты творишь, Виктор? И зачем?

— Ты сама знаешь, что я делаю, и причина тебе тоже известна. Тебе это известно потому, что ты мыслишь так же, как и я.

— Нет, — возразила она.

— Да, Флора, — мягко произнес он. — Ты сама это сказала. Ты всегда это говорила. Они… они сами этого добивались, одеваясь, как проститутки, провоцируя мужчин подобно женщинам легкого поведения. Кто-то должен был показать им, что случается с плохими девочками.

— Ты их убил? — спросила она, как будто, несмотря на то что она держала его на прицеле винтовки, ей все еще хотелось верить в то, что все это нелепая ошибка, и она ожидала, что он станет все отрицать, что все окажется всего лишь чудовищным недоразумением.

— Флора, я ни от кого не ожидал понимания. Ни от кого, кроме тебя. Потому что ты такая же, как я. Это видно всем без исключения. Многие придерживаются того же мнения, что и мы с тобой. Молодежь уничтожает нашу долину своими наркотиками, своей одеждой, своей музыкой и сексом. Но хуже всех эти девочки. Их интересует только секс. Секс у них во всем: в том, как и что они говорят, в их поведении и манере одеваться. Маленькие шлюхи, вот они кто. Кто-то должен был что-то предпринять, указать им путь традиций и уважения к корням.

Флора с отвращением смотрела на него, даже не пытаясь скрыть оторопь.

— Ты и Терезе решил преподать урок поклонения традициям?

Он ласково улыбнулся и склонил голову набок, как будто погружаясь в воспоминания.

— Тереза. Я до сих пор думаю о ней каждый день. Тереза со своими короткими юбками и глубокими декольте, распутная, как Вавилонская блудница. Я знаю лишь одну женщину лучше ее.

— Я думала, что это произошло случайно… В то время ты был совсем юным. Ты запутался, а они… они были просто падшими женщинами.