— Браконьер видел, что он в меня попал, но, по его собственному заявлению, подумал, что я мертв, и сбежал как крыса. Полиция задержала его через несколько часов, чтобы проверить содержание алкоголя у него в крови, тогда он и рассказал об этом происшествии. Как вам это? Я еще должен поблагодарить этого козла. Если бы не он, меня вообще не нашли бы. А что касается шока от выстрела, это вполне возможно, но в больнице мне показали импровизированную повязку, сделанную из листьев и трав, наложенных внахлест, в качестве давящего компресса, который и не позволил мне истечь кровью.

— Возможно, что, прежде чем потерять сознание, вы сами сделали себе этот компресс. Известны случаи, когда люди после потери конечности, накладывали себе шину, сохраняя оторванную руку или ногу, и вызывали скорую помощь, прежде чем отключиться.

— Да, я тоже читал о таких случаях в Интернете. Только скажите мне одну вещь: как удавалось мне зажимать рану, чтобы она заново не открылась, оставаясь без сознания? Это сделало таинственное существо, и именно это спасло мне жизнь.

Амайя не ответила. Она подняла руку и накрыла рот ладонью, как будто удерживаясь от того, чтобы произнести что-то, чего она говорить не хотела.

— Я уже понял, что лучше бы я вам ничего не рассказывал, — пробормотал Флорес, разворачиваясь и направляясь к дороге.

Уже стемнело, когда Амайя подошла к двери церкви Святого Иакова. Она толкнула дверь, почти уверенная в том, что она окажется заперта. Когда дверь мягко и бесшумно отворилась, она слегка удивилась и улыбнулась при мысли, что в ее городке храм по-прежнему не запирают. Алтарь был частично освещен, и на передних скамьях сидело около пятидесяти ребятишек. Она опустила кончики пальцев в чашу и слегка вздрогнула, ощутив холодную воду у себя на лбу.

— Вы пришли, чтобы забрать ребенка?

Обернувшись на звук женского голоса, Амайя увидела, что перед ней стоит женщина лет сорока с лишним. На плечи женщины была наброшена шаль.

— Не поняла?

— О, простите, я подумала, что вы пришли за кем-то из детей. — Было ясно, что она узнала Амайю. — Мы готовимся к первому причастию.

— Так рано? Ведь еще февраль.

— Видите ли, отец Герман относится к таким вещам совершенно по-особенному, — ответила женщина, широко разведя руками.

Амайя вспомнила недавнее отпевание и нудную проповедь относительно окружающего нас зла и задалась вопросом, чем еще приход церкви Святого Иакова отличается от других приходов.

— Кроме того, времени осталось не так уж много, — продолжала женщина. — Март и апрель. Первого мая сюда уже придет первая группа причастников… — Она оборвала себя на полуслове. — Простите, я вас задерживаю. Вы ведь, наверное, хотели поговорить с отцом Германом. Он в ризнице. Я сейчас же ему о вас сообщу.

— О нет, в этом нет необходимости. Честно говоря, я пришла в церковь с необычной целью, — произнесла Амайя почти извиняющимся тоном, немедленно расположившим к ней эту женщину, по всей видимости, преподавателя катехизиса.

Она улыбнулась и сделала несколько шагов назад, как преданная служанка, удаляющаяся от не нуждающегося в ее услугах хозяина.

— Ну конечно, да поможет вам Господь.

Амайя свернула в неф, обходя главный алтарь и останавливаясь перед статуями, расположенными у других алтарей, не переставая думать об этих девочках, чьи умытые, лишенные макияжа и жизни лица кто-то решил представить как прекрасные плоды жуткой фантазии. Она смотрела на святых, на архангелов и скорбящих дев с гладкими лицами, бледными от утонченной боли. Их чистота и восторг были достигнуты посредством медленных, желаемых и страшащих одновременно мучений, которые они принимали с поразительными смирением и готовностью.

— Тебе этого никогда не достичь, — прошептала Амайя.

Нет, убитые девочки не были святыми и не были готовы к кротости и самоотречению. Поэтому он отнимал у них жизнь силой, как похититель душ.

Она вышла из церкви и медленно пошла по пустынной улице, с которой темнота и холод прогнали всех пешеходов, несмотря на то что было еще довольно рано. Впрочем, Амайе это было только на руку. Она прошла через церковный сад и залюбовалась красотой окружающих храм огромных деревьев, высотой соперничающих с его башнями. Она размышляла о странном чувстве, гнавшем ее вперед по этим пустынным улицам. Центральная часть Элисондо располагалась в равнинной части долины, и расположение улиц в значительной степени диктовалось руслом реки Бастан. Здесь было три центральных улицы, которые шли параллельно друг другу, и все три составляли исторический центр Элисондо, где до сих пор возвышались величественные дворцы и жилые здания, являющиеся типичными образцами архитектуры прошлого.

Улица Браулио Ириарте проходит по северному берегу реки Бастан и соединяется с улицей Хайме Уррутиа двумя мостами. До появления улицы Сантьяго она была главной улицей города. С улицы Сантьяго город начал интенсивно расти вширь. Причиной этого послужило появление шоссе, ведущего из Памплоны во Францию и построенного в начале двадцатого века.

Амайя подошла к площади, ощущая, как порывы ветра проникают даже в складки ее теплого шарфа. Площадь была ярко освещена, но, вне всякого сомнения, утратила то очарование, которое наверняка отличало ее в прошлом веке, когда она, прежде всего, использовалась для игры в пелоту. Она подошла к ратуше, благородному зданию конца семнадцатого века, на возведение которого у местного каменотеса, знаменитого Хуана де Аросамены, ушло два года. На фасаде красовался неизменный герб, похожий на шахматную доску, с надписью, гласившей «Долина и университет Бастана». Перед зданием, слева от входа, сохранился камень под названием ботил-харри, [12] служивший для игры в пелоту, одной из ее разновидностей, известной как лашоа.