В Кано от очевидца он впервые узнал о британской пароходной экспедиции к реке Бенуэ. В Кукаве — его «африканской родине», ближайшей цели экспедиции — обострились отношения между шейхом Омаром и его сводным братом Абд ар-Рахманом из-за растущего влияния вазири Хадж Бешира. Это привело, как сообщили Барту, к тому, что его друг шейх Омар лишился власти, а вазири был казнен. B такой ситуации о посещении города не могло быть и речи, поэтому Барт решил направиться с экспедицией через Аир к побережью. Но события разворачивались вспять: летом 1854 года шейх Омар сверг своего брата и вновь стал властелином страны. И тогда Барт опять возвратился к первоначальному замыслу, но все еще медлил с выступлением, так как слухи пока что были самые противоречивые. Лишь 9 ноября в Кано прибыли личные посланцы Омара и подтвердили радостную весть. Дорога на Кукаву была открыта. Теперь все упиралось в средства, ибо посланный в Зиндер слуга вернулся с пустыми руками. Ящик с товарами был похищен, а оставленные на хранение вещи увез слуга Фогеля, сказав: «Ведь доктор Барт умер». Барт совсем растерялся. Оказалось, у него было меньше чем ничего, так как его подчиненные рассчитывали получить в конце концов причитавшееся им за много месяцев жалованье.

Ему пришлось замять денег под ростовщический процент, да еще с условием, что долг будет полностью погашен в течение четырех месяцев в Триполи.

23 ноября 1854 года путешественники, оснащенные только самым необходимым, смогли наконец отправиться дальше по Судану. В Борну они сразу же обнаружили следы опустошительной гражданской войны. Множество поселений было уничтожено, а их жители истреблены. На протяжении приблизительно 50 километров нельзя было найти ни одного человека. Тем неожиданнее было, когда маленький караван 1 декабря 1854 года недалеко от Бунди встретил д-ра Фогеля. «Что касается меня, — вспоминает об этом Барт, то я и не предполагал, что могу с ним встретиться. Он же лишь незадолго до этой встречи узнал, что я жив и благополучно вернулся с запада. Я написал ему из Кано письмо, которое ему вручили в пути, но его смутил адрес. Он решил, что письмо от араба, и спрятал его, намереваясь распечатать, когда встретит кого-нибудь, кто сумеет его прочитать.

Это неожиданное событие было бесконечно радостным. Мы спешились в угрюмом лесу. Вскоре подошли верблюды. Мои спутники были очень удивлены, увидев моего соотечественника. Я достал мешочек с провиантом, попросил сварить нам кофе, и мы почувствовали себя как дома. Более двух лет я не слышал ни одного немецкого и вообще европейского слова, так что для меня было великим наслаждением говорить на родном языке. Однако в нашей беседе были затронуты темы, которые не назовешь приятными. Так, я ужаснулся, когда услышал от д-ра Фогеля, что в Куке нет никаких поступлений, а то, что он сам привез, уже израсходовано. „Узурпатор Абд ар-Рахман, — сказал мне Фогель, — очень плохо со мной обошелся и присвоил себе оставленную мной в Зиндере собственность“».

Их беседа длилась не более двух часов. Далее Фогель направился в Зиндер, а Барт со своим караваном — в Кукаву, пересекая места, уже пройденные им в 1851 году.

11 декабря караван приближался к столице Борну. Навстречу был выслан отряд из 30 всадников, чтобы сопровождать Барта до его «африканской родины». Так он во главе представительного, торжественного шествия вновь оказался в том месте, откуда более двух лет назад предпринял опасный путь на запад. «…Теперь, — писал Барт, — я мог быть уверен, что если мне удалось благополучно вернуться в Куку, то все препятствия, которые вставали на пути, мешая достижению полного успеха в моих предприятиях, преодолены и я могу, к большому моему удовольствию, задержаться еще на некоторое время в городе, откуда начал свои путешествия по Судану, прежде чем окончательно отправлюсь в обратный путь домой. Однако… мне было суждено провести в Куке целых четыре месяца при весьма неприятных обстоятельствах. Я ожидал, что найду здесь достаточную сумму денег, и договорился вернуть долг в 200 талеров, которые в Кано дал мне взаймы феццанский купец Хуэльди. Но, к великому ужасу, мой новый коллега сообщил мне уже в лесу около Бунди, что от его запасов и денег, которые он взял с собой, осталось лишь несколько талеров».

В конце декабря в Кукаву вернулся также д-р Фогель, так что Новый год они встретили вместе. Оба возлагали на наступающий, 1855 год большие надежды. 20 января Фогель отправился к среднему течению Бенуэ. Барт сопровождал его два дня, затем настал час прощания… и, как оказалось, навсегда.

По возвращении Барт записал в дневнике: «Нетрудно себе представить, что, вернувшись из похода после того, как я простился с моим жизнерадостным соотечественником, я почувствовал себя в Куке очень одиноким и покинутым. К этому еще следует добавить, что я ночью простудился и меня скрутил ревматизм, приковавший надолго к постели, а поскольку вследствие этого я начал страдать и бессонницей, ослабившей меня, то смог подняться лишь к концу месяца».

Как только Барт немного окреп, он настойчиво стал просить шейха отпустить его домой, сомневаясь, однако, будет ли он в состоянии выдержать тяжелейший путь к Средиземноморскому побережью, тем более если время ожидания, которое он, кстати сказать, заполнял исследованиями по истории государства Борну, еще продлится. И чтобы ускорить отъезд, он решил не ждать большого каравана, а присоединиться, если удастся, к маленькому. Эта возможность представилась с прибытием каравана торговца Коло из племени тиббу, направлявшегося в Бильму за солью.

С согласия шейха Генрих Барт в конце апреля заключил с торговцем контракт и 10 мая отправился в долгожданный путь к морю. Его свита состояла из преданного слуги Мухаммеда, который был рад в скором времени вернуться к себе домой, обоих вольноотпущенников Аббега и Доругу и капрала Черча. Барт избрал самый короткий путь на север — так называемую Дорогу тиббу, по которой Хью Клаппертон и Эдуард Фогель шли на юг. 19 мая они покинули город Йо и одновременно государство Борну. Пройдя по знакомому маршруту, они оставили позади Нгигми на северном берегу озера Чад и далее пошли прямиком на север, в Бильму. Район, который им предстояло пересечь, был неспокоен, поскольку там очень часто нападали на караваны туареги. «Эта нависшая угроза, — отмечает Барт, — а также нестерпимый полуденный зной в самое жаркое время года вынудили нас… для передвижения использовать большую часть ночи». Вследствие этого у Барта почти не было возможности внести коррективы в наблюдения, сделанные им во время предыдущей экспедиции.

Несмотря на то что местность, по которой они шли, была не очень холмистой, передвигаться было крайне тяжело. Дальше почва становилась все каменистей, а растительность — скудней. Давало о себе знать знойное дыхание пустыни, до которой караван дошел в конце мая. Самый тяжелый отрезок пути — песчаная пустыня — был впереди. В середине июня они достигли городка Аникимма, где Барт и его товарищи распростились с Коло. Отсюда нужно было пересечь зону пустынь шириной около 750 километров.

Если до этого караван мог хотя бы изредка делать остановки в небольших населенных пунктах, которые ему попадались на пути, то теперь он должен был пройти огромную необитаемую территорию. 6 июля экспедиция достигла Тегери — первого поселения в Феццане. Однако отдых был очень коротким, так как слуга Мухаммед торопил с выступлением: до родного селения Медруса, где его с нетерпением ожидала семья, было уже недалеко.