— Когда вы там были?

— В конце прошлого года. На полигон было доставлено десять человек. Их привязали к врытым в землю железным столбам, метрах в пяти один от другого. Шагах в пятидесяти от них была взорвана осколочная бомба, начиненная бактериями газовой гангрены. Все жертвы без исключения получили ранения и были заражены. Умерли они, примерно, через неделю в тяжелых мучениях... Трупы обычно сжигаются в крематории, построенном на территории отряда, недалеко от тюрьмы.

— Кто руководил этой операцией?

— Генерал-майор медицинской службы Кавасимо Киоси, начальник четвертого отдела «отряда 731». Мне известно: иногда бригады возглавляет начальник второго отдела подполковник Икари. Слышал, что на полигоне Аньда проводятся также опыты по массовому заражению животных... Но я при этих экспериментах не присутствовал.

Вечером должна была состояться встреча с Казариновым, но Таров не смог пойти на нее: до поздней ночи пробыл на явочной квартире ЯВМ. Целый год Таров вместе с Токунагой готовил агента Ван Сун-хэ, по кличке «Хуан». Его намечалось послать в Иркутск для встречи с японским шпионом, заброшенным туда в тридцать пятом году в числе реэмигрантов, возвращавшихся из Маньчжурии после продажи КВЖД. Это был заключительный инструктаж.

Ван Сун-хэ хоть и с акцентом, но довольно бойко говорил на русском языке и называл себя русским именем Ваня. Он больше десяти лет прожил в России, мыл золотоносный песок на Олекме, Ципе и Витиме. Там, на далеком прииске остались жена и трое детей. В России с Ван Сун-хэ приключилась беда. Он бежал оттуда с пустыми карманами и лютой ненавистью в сердце. За годы старательства Ван утаил и припрятал около трех килограммов дорогих крупинок и рассчитывал по возвращении в Китай начать свою торговлю. Это желание было сильнее любви к жене и детям. Во сне и наяву Ван видел белокаменный особняк с вывеской: «Ван Сун-хэ. Товары на любой вкус». Именно о такой вывеске он мечтал.

В ту самую ночь, когда Ван должен был бежать потайными таежными тропами, заявились люди в милицейской форме, отобрали краденый капитал, оставили взамен акт на серой газетной бумаге. После отбытия короткого наказания Ван Сун-хэ, как подданному Китая, разрешили вернуться на родину. В Китае он с радостью принял предложение японского офицера, переправился с заданием в Россию. Трудно объяснить причину этой радости: то ли хотел встретиться с семьей и, может быть, остаться там, то ли рассчитывал получить много денег — японцы не скупились на посулы.

Военная миссия делала большую ставку на инженера железнодорожного транспорта Князева, к которому направлялся «Хуан». Инженер мог дать ценную информацию о военных перевозках. Однако за все время от Князева не поступало никаких вестей. Связники, посылавшиеся к нему, не возвращались. Это давало основание подозревать его в предательстве и поездка Ван Сун-хэ была последней попыткой установить потерянную связь с Князевым. И капитан Токунага, и Таров, и их начальники, наверно, хорошо понимали: тщательно подготовленная заброска агента «Хуана» обречена на провал.

— Риск, разумеется, немалый, — согласился капитан, выслушав соображения Тарова на этот счет. Они шли по тихой улочке. — Но ведь вся наша работа строится на риске. Когда имеешь дело с человеческим материалом, никогда нельзя определенно положиться.

«Ну что ж, пожалуй, верно, — подумал Таров, — если иметь в виду такой «человеческий материал», как Ван Сун-хэ, как придурковатый уйгур, которого Токунага недавно переправил в МНР, или князь Ухтомский».

— Я не знаю инженера Князева, — продолжал Токунага, — но по документам он выглядит волевым и верным нам человеком. Не исключено, что Князева предал кто-то из связников, и он сейчас кукует в колонии. Честно говоря, и сам Ван Сун-хэ не внушает доверия. Заметь, Ван не попросил разрешения повидаться с семьей. А ведь он, надо полагать, по-своему любит жену, детей. Что это означает?

— Не знаю, Токунага-сан.

— Это наверняка означает то, что он останется там. Опять риск! Ну и что? Не вернется Ван, пошлем Чжана, Фаня... жалко что ли. Из сотни пять дойдут до цели — уже хорошо. Таков закон разведок, дорогой мой друг.

— Жестокий закон. Опять поездка в Халун-Аршан?

— Нет. Ван Сун-хэ пойдет по знакомым ему местам. И поедешь с ним ты.

В темноте блеснули белки глаз капитана, обращенных к Тарову.

— Далеко?

— Порядочно. В районе пограничного пункта Хэшаньту.

— Вот как?

— Чему ты удивляешься?

— Как же... Ведь тем путем я сам уходил на выполнение задания генерала Тосихидэ. А теперь перебрасываю своего агента. Это символично! Когда переброска?

— В конце недели.

Запасная встреча с Казариновым была назначена на четверг, и Таров заколебался: ждать ли четверга или идти на внеочередную. Если он сорвет еще одну встречу, Михаил Иванович сильно встревожится.

— О чем ты задумался?

— Я? Да, так... Вспоминаю Хэшаньту, — проговорил Таров. Он растерялся на секунду, будто капитан подслушал его мысли. «Определится дата поездки, будет видно, как поступить со встречей», — решил Ермак Дионисович.