— О, Таров-сан. Это очень интересно! Я всю жизнь мечтал хоть одним глазом заглянуть в ту сферу. Там, наверное, все не так, другой мир и люди особенные.

— Боюсь ошибиться, Асада-сан, но люди, по-моему, такие же. Только заботы тяжелее наших: в их руках судьбы миллионов.

— Что они думают о перспективах войны? — спросил Асада, и Таров понял, что этот вопрос тревожит его.

— Пу И пока не думает об этом. У меня сложилось впечатление, что политик он не дальновидный, спит и видит себя императором всего Китая...

— Ну до этого наши не допустят: Японии выгодно, чтобы Китай оставался лоскутным.

— Семенов, кажется, отлично понимает, куда мы идем, — продолжал Таров. Он оставил без внимания замечание Асады и подводил разговор к нужной теме. — «Звезда нашего счастья повернула на закат», — признался Семенов. Генерала трудно обвинить в паникерстве, хотя для него-то исход войны — вопрос жизни и смерти...

— Как и для каждого из нас.

— Вообще перспектива мрачная.

Таров стал рассказывать о положении на западном фронте, о победах Советской Армии — об этом он знал от доктора Казаринова. Германия находится на грани краха, говорил Таров, ее людские ресурсы на исходе. Напротив, военная мощь России развернулась, небывало возросла. Теперь каждому ясно: Советский Союз может не только полностью изгнать немцев со своей земли, но и освободить от фашистского ига европейские страны. Италия фактически уже выведена из войны.

— Я не знаю, как будут развиваться события потом, но думаю, что Россия придет на помощь своим союзникам на востоке. — Ермак Дионисович следил за тем, какое впечатление производят его слова на Асаду. — Русские никогда не были неблагодарными. Разве Япония выдержит объединенную мощь СССР и США? Уже сейчас она завязла в тихоокеанских операциях. Китай — пороховая бочка, готовая взорваться в любой час. Надо быть слепым или глупым, чтобы не видеть, куда мы идем. Поражение Японии — объективная закономерность.

— Страны, как и люди, не могут избежать своей участи, — сказал Асада, разводя руками и невесело улыбаясь.

— Неправда, Асада-сан. Судьбы стран определяют их правители. А люди не стадо баранов, которых гонят на бойню. Они должны...

— Но и не боги, Таров-сан, — перебил Асада, намекая на их недавний разговор.

— И тем не менее, нужно отстаивать свое место под солнцем.

— Как?

— Безвыходных положений нет, Асада-сан.

— Вы действительно так думаете?

— Я убежден в этом. Вот вы врач, а служите смерти. Это совершенно противоестественно.

— Откуда вы это взяли?

— Отчасти с ваших слов. Помните, вы как-то сказали: вместо избавления людей от болезней, медицина начинает искать способы массового уничтожения людей. Вы же о себе говорили...

— То был разговор в принципе.

— Я мог бы поверить вашим словам, Асада-сан, если бы не располагал еще кое-какими материалами.

— Тогда вы, может быть, скажете, Таров-сан, чем конкретно я занимаюсь?

— Я готов сделать это при одном условии: вы будете взаимно откровенны.

— Хорошо. Даю слово.

— Вы работаете в военном ведомстве, которое занимается подготовкой бактериологической войны; проводите опыты над живыми людьми, отыскивая наиболее эффективные способы массового заражения и уничтожения.

— Это так, — неожиданно подтвердил Асада.

«Знать, верна японская пословица: слово мужчины — не клочок бумаги», — подумал Таров.

— Между прочим, наша участь, — сказал он, — отличается от судьбы высокопоставленных лиц, таких, скажем, как Пу И, Семенов, японские военные чины. Они, пожалуй, уже ничего не могут сделать для своего спасения, а мы еще можем...

— Я жду, что вы сейчас все же подадите мне спасительную паутину, — сказал Асада, загадочно улыбаясь.

— Вы не ошиблись, Асада-сан, именно это я хочу сделать.

— Кто вы такой, Таров-сан? От чьего имени выступаете?

— Я выступаю от имени миролюбивого человечества, которое ненавидит войну и обязательно покарает тех, кто начал ее.

— Фраза. Я хочу знать точнее.

— Существует немало учреждений и организаций, поставивших перед собою эту благородную цель. Разве имеет значение, какую из них я представляю?

— Какой ценой я получу спасительную паутину?

— В обмен на исчерпывающую информацию о ваших лабораториях и экспериментах.

— А где гарантия тому, что в нужный момент паутина поможет мне выбраться из преисподней?

— Слово мужчины.

— Немного — за нарушение присяги. А если я завтра пойду к генералу Янагите и передам ему содержание нашего разговора?

— Оба мы будем иметь большие неприятности.

— Оба?

— Конечно. Я изобличу вас в разглашении военной тайны. Назову известные данные. Они прозвучат убедительно. А что вы можете выставить против меня? Голословные утверждения? Я откажусь от нашего разговора и назову ваши обвинения клеветническими: никаких доказательств у вас нет.