Информант: Ну о бытовых, конечно, знаю. Женщина, обременена семейством. Что она может? Абстракции, что ли?

Интервьюер: А как часто возникали эти разговоры?

Информант: Ну не знаю, наравне с другими. Потому что бабушка, например, у нее… Она работала на заводе, ее… например… Ведь известно, что в советско-финской кампании продолжала существовать линия Маннергейма[151]. Да? Она была прорвана, частично брошена, продолжала существовать. Вот. И ее посылали на расчистку этой линии, что требовало больших сил. Это было очень интересно: линия Маннергейма, она рассказывала. Она там работала месяца два, просто рабочим прислали туда. Такие рассказы, не менее интересные. Она, вот видишь тут, могла рассказать о коллективизации. Ну о чем угодно. О дореволюционном житье-бытье. Очень было интересно, потому что его было трудно представить и вообразить, как же жили до революции, при «проклятом царизме», да?

Интервьюер: А вот сугубо рассказы о блокаде какое место… ну как часто о них заходил разговор?

Информант: Часто? Я думаю, это не самая любимая была тема для воспоминаний. Гораздо большее удовольствие доставляло рассказывать о старом житье до революции. О Волге, самое… о баржах, о магазинах, о Москве. О поездках там в уездный город, в губернский город. О женихах, о посиделках. О прядках, там песнях всяких разных. Ну о житье-бытье, которое, судя по всему, было очень, очень такое… как бы не затененное ничем. Никакими, так сказать, потрясениями. Цельное, не затененное, плюс молодость человека. То что я, скорее, идеализирую дореволюционную Россию. Даже, в общем, кажется, что… несмотря на то, что я историк, знаю какие-то факты реальные, мне кажется, что дореволюционная Россия это… очень хорошая пора.

Интервьюер: Ну да. А ты не помнишь, были ли какие-то школьные задания ну там…

Информант: Школьные задания?

Интервьюер: Ну посвященные… вопросам блокады?

Информант: Я думаю, что не было школьных заданий, были какие-то походы в Музей — в который я не ходил — блокады. И никогда, кстати, не был в этом музее.

Интервьюер: А почему?

Информант: А не довелось просто.

Интервьюер: То есть ты в принципе доверял тем рассказам, которые ты слышал?

Информант: Ну да, я доверял тем рассказам. Там эти картинки из журналов, где там маленький мальчик, вот ему холодно, он в ушанке, он таскает болванки снарядные, собирает автоматы снарядные и так далее. Очереди за хлебом. Все традиционные картинки нам все были показаны. Документальные, художественные фильмы все были увидены.

Интервьюер: А когда ты смотрел фильмы о блокаде… вообще-то, эти фильмы обсуждались в семье?

Информант: Ну дело в том, что семья — это не коллоквиум какой-то, где что-то обсуждается. Вот. (Пауза.)

Интервьюер: Ты говорил, что в семье несколько родственников, а кроме бабушки… несколько родственников, переживших блокаду, а кроме бабушки кто-нибудь еще рассказывал о блокаде?

Информант: Ну, пожалуй что… кроме нее, пожалуй что, никто не рассказывал, потому что мать была очень слабый рассказчик, вообще. И… она ни в какое сравнение не шла (нрзб.). (Пауза.)

Интервьюер: Кроме бабушки никто?

Информант: А?

Интервьюер: Кроме бабушки никто не говорил?

Информант: Да нет, в общем-то, не могу сказать, что меня это как-то очень интересовало особо. У меня это особо не подпитывало интерес к этим рассказам о блокаде, но, в частности, о блокаде тоже.

Интервьюер: А какие книги вот… Какие книги ты знаешь о блокаде? Какие ты читал?

Информант: Я могу сказать, что, как любой ленинградец, эта тема с детства нам знакома настолько, что какие-то дополнительные книги мне читать не хотелось. Отнюдь. Потому что отголоски всего этого, они… На каждом шагу можно было получать какую-то информацию, чуть не с молоком матери, если в этом городе живешь, да? Те же вывески там «сторона опасна», разговор, что этот умер в блокаду, тот не дожил там… Пискаревское кладбище там и так далее. Серафимовское. Все это известно, поэтому… как бы… Специального интереса у меня не было к этому.

Интервьюер: А говорили ли о блокаде в школе?

Информант: В школе, конечно, говорили. Вот. Но что говорили и как, я не очень помню. Потому что это тоже как-то… Пожалуй, помимо, так сказать… телевизор давал все-таки. Телевизор и кино давали, мне кажется, много информации. В школе ничего нового не говорили об этом. В школе просто… отмечались какие-то даты: снятия блокады — опять двадцать пять! — там соединились вокруг там Волховского и Ленинградского фронтов, вот они бегут по снегу, известные кадры. Обнимаются, да? С автоматами. Зима, да там. Это же известно всем. Эти кадры, призывы вспомнить, не забывать…

Интервьюер: А было ли что-то, о чем ты узнал только в школе? Ну, вот не из рассказов?

Информант: Не было. Не было.

Интервьюер: А не было такой практики написания сочинений на тему блокады?

Информант: Нет, такой практики не было.

Интервьюер: Не приходилось?

Информант: Нет.

Интервьюер: А как… Вот школьные мероприятия, помнишь, как они проходили? Там кто организовывал эти школьные мероприятия, посвященные блокаде?