— Да он только из-за нее, — тоже шепотом, оглядываясь на Кронго, сказала вторая женщина. — А так он никого не тронет. Вот увидишь — не тронет. Слышишь, Тсуб… Всё из-за нее. Да и то — когда напьется.

Хотя там, у деревьев, около раненого, ни разу не было произнесено слово «Ксата», Кронго подумал — может быть, это «из-за нее» и значит — «из-за Ксаты»?

Он перешел через мостки, разглядывая жителей деревни, неподвижно стоящих на том берегу и начинавших постепенно расходиться.

Но почему обязательно из-за Ксаты… Он старался убедить себя, что этого не может быть. Это невозможно. Не может Балубу, нелюдь — тот самый, которого он только что видел у дерева… около человека с разорванными глазами… этот Балубу не может быть связан с Ксатой.

Но как смотрел старик на раненого. И как шептали женщины… В их шепоте, в их словах не было осуждения. Даже — в них было что-то вроде поддержки… Они не осуждали Балубу, нет. Если все это из-за Ксаты, — значит, этим шепотом, этими прощающими взглядами из-под платков женщины поощряли любовь Балубы. Любовь к Ксате. Но этого не может быть… Балубу и Ксата…

Он увидел знакомый дом на берегу, веранду, на которой любил сидеть, хозяйку, которая, увидев его, улыбалась и махала рукой еще издали.

— Приехал? А где мама? Ничего, ничего, давай вещи… Да перестань. Худой, серый…

— Ндуба, здравствуй. Можно я…

— Ну-ка, давай вещи. Садись. Хорошо, что приехал.

— Спасибо. Я просто посижу на веранде. Я… приехал один.

Опять будет это — спокойствие, тишина, веранда. И — Ксата… Ндуба не спрашивает, почему он приехал один. Она рада ему.

— Как вы здесь?

— Хорошо, хорошо, все в порядке. Живем потихоньку… Садись… Я пока сбегаю за молоком. С дороги же нужно что-то поесть…

— Да не беспокойся.

— Хорошо, что приехал, хорошо. Ты ведь кокосы любишь… Любишь?

— Люблю.

— Ну, я сейчас.

Ндуба ушла. Кронго хотел спросить ее — что случилось, почему жители стояли на берегу — но передумал. Ему сейчас совсем не обязательно было выяснять — что произошло на том берегу… Совсем не обязательно узнавать, почему произошла драка. И что будет — с Балубу или с кем-то еще. Он приехал к Ксате. Ему хочется сейчас думать только о Ксате. Только о Ксате… Сегодня вечером он встретится с ней — остальное неважно.

Но он продолжал думать о Балубу — и в нем снова возникло ощущение чужести. Он снова испытал это знакомое чувство, снова ощутил себя чужим всему, что было связано с деревней — кроме Ксаты.

Но оказалось — и не нужно было ничего выяснять. Не нужно было ничего спрашивать — Ндуба сама заговорила об этом, когда он сидел на веранде. Он глядел на поверхность озера, отхлебывал молоко из маленького глиняного кувшинчика, а Ндуба передвигалась за его спиной, что-то убирала, что-то переставляла, непрерывно вздыхала, — и он понял, что хозяйке не терпится чем-то поделиться с ним, что-то сказать ему. Но — что же? Он подумал: конечно, это наверняка связано с тем, что случилось на том берегу.

— Что ты, Ндуба? Что-то случилось? — он поставил кувшин на стол. В нем возник острый, мучительный интерес.

— Да нет… — он слышал, как тряпка мерно трется о доски. — Ты прямо… приехал… Нет, конечно. Ты-то ни при чем. А тут у нас… Наши деревенские. Парень один умер. С того конца.

— Парень? — Кронго спросил это, стараясь говорить как можно равнодушней. Да, это — о Балубу. Значит — раненый умер.

— А я думала — ты видел. Он как раз, — Ндуба вздохнула, — когда ты приехал… На том берегу…

Тряпка перестала тереться о пол. Слышно было, как Ндуба достает ступу, что-то пересыпает.

— А… — он постарался скрыть интерес. — Отчего… умер? Этот парень?

— Да тут есть у нас один, — он услышал шуршанье — Ндуба стала что-то неторопливо растирать в ступе. — Сумасшедший… Хотя — нормальный он. Просто — из-за этого дела. Он… сын вождя.

— Сын вождя?

— Ну да, — Ндуба продолжала что-то растирать. — Балубу. У нас же тут… В деревне… Если сын вождя… Ты же знаешь. А он… Из-за девушки из-за одной.

— Из-за девушки?

— Она… На праздниках она танцует. Хорошая девушка.

— Ну и что? — Кронго почувствовал, как что-то сжимается внутри. Ксата. Это — Ксата.

— Ну вот. Из-за нее… Ну… из-за танцовщицы. Из-за Ксаты этой.

Из-за Ксаты. Из-за Ксаты этой. Ну да. Это могло быть только из-за Ксаты. Только из-за нее.

— А… что? — спросил он, пытаясь преодолеть себя, преодолеть то, что возникло сейчас в нем, — преодолеть боль, злость, ревность, которые кипели, сжигая все внутри, непрерывно усиливаясь. — Что из-за… Ксаты?