— Я не прошу у вас милостыни. Я никогда не попрошайничала и не собираюсь этого делать. Вы не дали мне договорить, а уже отказываетесь помочь.

Брат и его жена разволновались, услышав, как уверенно она говорит.

— Я думаю, что вы оба прекрасно знаете, о чем я хочу попросить, — сказала Джанпари.

Ее лицо было прикрыто шалью, но говорила она четко и спокойно.

— Брат, я пришла просить тебя отдать мою часть наследства. Отец оставил нам землю, которой ты сейчас пользуешься. Если ты отдашь мою часть, то мне и моим детям будет гораздо легче жить.

Брат уже не мог сдерживаться, от злости он подскочил с дивана. Ее слова были для него все равно что пули в голову. Первой заговорила его жена:

— Джанпари, у тебя что, совсем нет совести? Ты просишь своего брата отдать тебе часть наследства?

Брат Джанпари снова сел.

— Послушай меня, дорогая сестра. Ни одной афганской женщине — я имею в виду ни одной порядочной женщине — не придет в голову требовать свою часть наследства. То, что оставил отец, принадлежит только мне, твоему брату. Ты вышла замуж давным-давно.

— О, я клянусь Господом и жизнями своих детей, что если бы я имела постоянный заработок или много денег, то ни за что бы не пришла к вам. Если бы мне не приходилось каждый день думать о том, как накормить их, я бы ничего не просила у тебя. — Джанпари всхлипнула. — Прошу тебя, брат, будь милосерден к моим детям, ведь у них нет отца. Умоляю, не заставляй меня побираться на улицах! Дай мне, что можешь! Я не прошу отдать всю мою долю.

Чем настойчивей была Джанпари, тем больше злился ее брат. Он сказал, что постарается придумать, как помочь ей, но сейчас она должна уйти. Джанпари и ее дети плакали. Дети расстроились, видя, что их дядя злится и кричит на мать, а она не может ничего сделать.

Жена брата подошла к Джанпари и прошептала ей на ухо:

— Женщина, говорю тебе, ты должна выбросить из головы всю эту чушь насчет наследства.

— У тебя что, нет совести? — не выдержала Джанпари. — Вы забрали то, что по праву принадлежит мне и моим детям. Когда я прошу свою часть наследства, вы называете это бесстыдством, но почему-то то, что вы не отдаете мне положенное, вы считаете нормальным!

Жена брата уже не понижала голоса:

— Женщина, ты не получишь от нас даже полрупии, запомни это! Ты просто бесстыжая вдова. Продолжай клянчить милостыню у прохожих и больше не беспокой моего мужа!

Джанпари плакала навзрыд, но все же смогла ответить:

— Единственное, чем я горжусь, — это тем, что я не слабая женщина. Я не забираю то, что принадлежит другим. Да, я вдова и прекрасно знаю, что не могу жить так, как замужние женщины. Я лишилась такой возможности со смертью мужа. Я знаю, у нас считается, что вдовы не должны говорить о своих чувствах и страданиях, но я еще и мать. Я вижу, что вы стесняетесь меня, потому что у меня нет мужа. Я не всегда могу выйти на улицу, когда возникает необходимость, мне приходится обдумывать каждое свое слово и каждый свой поступок, потому что я знаю: люди осудят меня за малейшую оплошность. С тех пор как я потеряла мужа, у меня не было возможности купить себе новую одежду, пойти на праздник. В моей жизни наступил тяжелый период. Но вы не должны забывать о том, кто я. Я — ваша сестра. Тебе я не могу пожелать ничего дурного, ведь твой муж — мой родной брат. Я желаю ему счастья и молюсь о том, чтобы Аллах открыл ему глаза. Я не могу даже проклясть вас, потому что не хочу, чтобы вы оказались в моем положении. Если бы я поступила так, то была бы ничем не лучше вас. Я не понимаю, куда подевалась ваша совесть и почему сердце моего брата превратилось в камень.

Закончив, Джанпари взяла дочку за руку и вышла из дома, а следом за ней вышли остальные дети.

Как только они отошли на небольшое расстояние, Накиб обратился к матери:

— Когда дядя кричал на тебя, мне хотелось побить его.

Его слова шокировали Джанпари.

— Сынок, ты еще слишком юн, чтобы думать о таких вещах. Я сама решу эту проблему и заставлю брата отдать мне мою часть наследства.

Джанпари отвела детей домой, а потом пошла работать. По дороге она плакала, прикрываясь шалью, чтобы прохожие этого не заметили. Никто не видел ее слез и не знал о ее горе.

Джанпари не терпелось увидеть хозяйку и рассказать ей о случившемся. Ее дети переживали за нее, но они были еще слишком маленькими и ничем не могли помочь. Ей нужен был друг, которому можно было бы излить душу. Эта женщина была ее работодателем, но Джанпари необходимо было поговорить с ней. Она прямиком пошла в кухню, сняла шаль, обвязала голову шарфом, засучила рукава и принялась мыть посуду. Закончив, она села на маленький табурет и стала чистить кастрюли.

По ее лицу ручьями бежали слезы. Она вытерла нос рукавом и постаралась успокоиться, но боль от злых слов брата и страх прожить всю жизнь в нищете не уходили. Каким-то чудом она нашла в себе силы отчистить кастрюли до блеска. Джанпари потерла их днища песком, чтобы удалить нагар, и выставила их на солнце просыхать. Она вертелась, словно белка в колесе, выполняя различные работы по дому, но ее мысли то и дело возвращались к тому, как ее брат поступил с ней.

Когда Джанпари поднялась по лестнице к хозяйке, та как раз заканчивала свой поздний завтрак. Она поприветствовала Джанпари, сразу заметив ее покрасневшие глаза, и спросила, все ли в порядке. Джанпари снова начала плакать.

— Госпожа, я ничего не смогла сделать. Я знала, что брат откажет мне.

Хозяйка жестом пригласила Джанпари сесть возле нее.

— Слезами горю не поможешь. Тебе станет только хуже, если будешь плакать. Нужно действовать, а не жалеть себя и расстраиваться.