Сотрудники ФБР привычно посчитали его за московитянского лазутчика. Этот человек не значился ни в одном регистрационном банке. Его просто не существовало — так же как и десантника, павшего в доме Динозавра.

Лазутчик молчал и не реагировал ни на какие вопросы. Тогда за него взялись с использованием гипноснимателей и правдоискателей. И специалисты обнаружили очень сложную систему психологических блокировок. Её почти удалось преодолеть. Наконец, допрашиваемому смогли задать несколько вопросов.

— Как тебя зовут?

— Несущий Молнию.

— Ты из Московии?

— Нет.

— Откуда?

— Орден Копья!

Эти слова были последними. Вступила в силу не выявленная глубокая блокировка. Были нейтрализованы рефлексы, отвечающие за дыхание, и агент погиб.

— Он слизал из информбанков в числе прочей информацию по проявлениям полтергейстов, — произнёс Динозавр.

— Так точно, сэр! — улыбнулась Пенелопа. — Теперь полюбуйся на это.

Следующая распечатка легла в её руку. У Динозавра полезли глаза на лоб.

— Нападение на космический госпиталь. Это же объект Галактического Комитета Общей Безопасности!

— Да. И там тоже было несколько «фокусников».

— Неизвестные штурмовики «Торнадо». Это серьёзно. Такие машины могут позволить себе немногие.

— В тот-то и соль…

Динозавр внимательно ознакомился со всеми случаями похищений носителей полтергейста последних месяцев.

— В четверти случаев загадочные противники успевали на место происшествия раньше, чем спецслужбы, полиция и служба спасения Аризоны вместе взятые, — задумчиво произнёс Динозавр.

— Какой вывод напрашивается? — спросила Пенелопа.

— Они могут определять место будущего кризиса. Но как? И вообще — такое возможно?

— Значит, возможно. Они знают, где разгорится полтергейст. Полицейский глайдер только ещё получает приказ на вылет к месту происшествия, а эти задницы уже там и берут за задницу тех ублюдков, — выдала Пенелопа. — Что нам это даёт?

— Нужно успеть к месту очередного бедствия раньше их. Нам нужны они. Живые. Только как узнать заранее о том, где произойдёт очередной полтергейст?

— Пока ещё не знаю, — честно призналась Пенелопа. — Но у меня имеются кое-какие соображения и на этот счёт…

— Попробуем испытать действие приорской «раковины» на самом молодом нашем пациенте, — сказал Сомов, сидевший в кресле. — Курсант Военно-космической академии восемнадцатилетний Павел Серебряков.

— Я должен принять участие! — потребовал разведчик.

— Тогда влезай в СВЗ.

— А ты? — спросил Филатов.

— Как ты представляешь работу с «раковиной» в скафандре высокой защиты?

Филатов пожал плечами. Послушно подошёл к стене командного пункта. И влез в раскрывшийся лепестком СВЗ «Муромец», похожий на закованного в латы гоблина из старых английских сказок.

— Пошли, — кивнул Сомов.

Капсула местного сообщения отделилась от основного модуля госпиталя и направилась к висящей отдельно в космосе и не соединённой ни с чем зелёной «ёлочной игрушке» — блоку одиннадцать.

— Стыковка завершена, — сообщил комп. Друзья прошли по коридору к боксу. Остановились перед ним. Сомов нервно провёл рукой по лицу и приказал:

— Комп, открыть!

— Особо опасный блок. Подтверждение, — привычно потребовал комп.

— Подтверждаю.

Они прошли куб со стороной в восемь метров. Пластиковая мебель из пенорезины, о которую невозможно ушибиться, составляла всю обстановку. Сложнейшая аппаратура не была видна, но при необходимости могла словно по волшебству возникнуть из пола, стен и потолка. Тяжесть здесь была семьдесят процентов земной — наиболее благоприятная для излечения любой болезни.

— Комп, общее состояние больного? — осведомился госпитальер доставая из кармана «раковину» приоров.

Пока компьютер долдонил малопонятные для Филатова слова, типа: «Усреднённое состояние гомеостаза образует показатель пять единиц по шкале Голева…», разведчик неотрывно смотрел на «раковину», в которой таились огромная энергия, непредсказуемые возможности. «Раковина» слушалась только Сомова, да и то редко. Есть ли шанс, что госпитальеру удастся найти с ней контакт сейчас?

Госпитальер подошёл к больному — молодому человеку — высокому, симпатичному. Выглядел тот неплохо — на щёках играл румянец, но глаза его смотрели куда-то в пустоту. На внешние раздражители он не реагировал.