Когда недобросовестное поведение моего зятя выяснилось для меня в окончательном виде, я подал прошение в Красноярское губернское правление. В этом своем прошении я, выяснив все обстоятельства дела, просил прииск у Хворостова отобрать и возвратить его мне, как первому лицу, открывшему этот прииск, а на золото, намытое Хворостовым в первое лето, наложить арест.

Надо сказать, что Хворостов в это первое лето поставил на прииск полсотни рабочих и сумел добыть около 4 пудов золота — вот насколько богат золотом оказался открытый мной прииск. Первый же год работы на этом прииске дал Хворостову до 50 тысяч рублей прибыли.

Губернское правление наложило арест на золото, но, благодаря богатой добыче этого драгоценного металла, Хворостову легко удавалось устраивать свои дела к лучшему для себя. Он смог, по представляемым им сметам, почти полностью получать средства на операцию будущего года. В губернском суде это дело протянулось два года.

Потом Хворостов поступил совсем просто: он подкупил моего поверенного пропустить срок обжалования решения суда. В силу этого обстоятельства дело, по закону, было прекращено, и Хворостов, ранее ничего своего не имевший, сделался крупным богачом, купил себе дом в Томске, по Духовской улице, с 24 мясными лавками и подвалами для летнего хранения мяса, стоимостью в 100 тысяч рублей. Все это имущество давало ему годовую доходность в сумме не менее 20 тысяч рублей.

За этим Хворостовым была замужем моя любимая сестра, чрезвычайно тоже любившая меня. Как же тяжело было ей видеть и переносить все пакостные поступки ее грубого и неблагодарного мужа! В эти годы она ужасно мучилась и волновалась: пошли между супругами недоразумения и ссоры, что и повело к ее преждевременной смерти. В один из бурных моментов ее объяснений с мужем с ней случился удар, прекративший ее земное существование. После ее смерти осталось двое детей, сын и дочь, ненадолго пережившие свою мать.

Приведу здесь еще одну иллюстрацию того, как в прежние годы в Сибири вершились судебные дела.

Жила в Петербурге одна богатая золотопромышленница, полковница Родственнова, занимавшая видное положение в аристократических кругах столицы. Она имела крупные золотые прииска в енисейской тайге, на Алтае и в некоторых других горнопромышленных районах. Самые большие ее прииска находились в енисейской тайге. Этими приисками заведовал сын ее, Павел Иванович Родствен нов, гвардейский ротмистр, живший постоянно в городе Красноярске. Это был человек семейный; он любил пожить весело и открыто, как и полагалось сынку богатой маменьки. Надо думать, что лишних дивидендов от его управления приисками маменьке не оставалось.

Как-то однажды Павел Иванович, пользуясь законной доверенностью своей мамаши, вздумал да и продал самый крупный свой прииск в енисейской тайге. Покупателем явился золотопромышленник Захар Михайлович Цыбульский, который заплатил за купленный прииск 200 тысяч рублей. По приобретении прииска Цыбульский сделал на нем крупную обстановку, приготовился к добыче золота — и вдруг неожиданно получил от властей запрет на владение прииском.

Полковница Родственнова, найдя настоящие действия ее сына пагубными для ее интересов, пустила в ход все свои могущественные и влиятельные связи в столице и сумела добиться приостановки работ на проданном ее сыном прииске.

В результате возник удививший всех судебный процесс, незаконно начатый и ни на чем не основанный, об обратном отобрании проданного прииска. Тянулся этот процесс года два и кончился в Сенате, который присудил прииск от Цыбульского отобрать в пользу Родственновой. Основанием для такого сенатского решения послужило якобы ненормальное состояние молодого Родственнова, в момент подписания им договора о продаже прииска. Это «ненормальное» состояние ротмистра было установлено судом по показанию единственною свидетеля — одного красноярского извозчика, который привозил ротмистра в контору нотариуса для засвидетельствования его договора с поверенным Цыбульского.

Этот извозчик заявил на допросе: ему показалось, что ротмистр Родственнов, подъезжая к конторе нотариуса, был выпивши и что он, сходя с саней, пошатывался.

Вот это-то единственное показание извозчика и послужило в пользу выигрыша судебного дела полковницей Родственновой. Надо сказать, что Цыбульский и сам имел в Петербурге значительные связи и заручки, но они не помогли ему: влияние полковницы на исход судебного процесса оказалось сильнее.

Что же касается показания красноярского извозчика, то, может быть, оно и было беспристрастно: мало кто в Красноярске не знал, что Павел Иванович Родственнов имел особенную походку — перекачивался с боку на бок и часто вздергивал плечами. Поэтому лицу, не знавшему его близко, могло показаться, что перед ними находится человек выпивший.

Да, правосудие в те времена стояло не на высоте, и не только в провинции, но и в самой столице…

Исход дела Цыбульского и Родственновой никого и нисколько не удивил. При подобных результатах только говорили: молодец такой-то, сумел справиться с таким-то! — хотя все прекрасно знали, чем и с помощью чего справился. На непорядки в суде все смотрели как на обычное явление.

Кстати сказать, ротмистр Родственное в том же году, в котором состоялось описанное выше судебное разбирательство, был избран депутатом от города Красноярска на московские торжества по случаю коронации императора Николая II.