В ландо царило благодушие. Хотя Жюль Бланшар был все еще очень сердит на Марка, внешне это почти не проявлялось. Щенок – пушистый комочек энергии – стал источником всеобщего веселья, и время в пути шло быстро и приятно.

И все равно Джеймс Фокс нервничал, и не без основания. Чем больше он думал об избранной стратегии, тем сильнее убеждался в ее верности. Но и без де Синя, который мог вернуться в любой момент, его шансы были невысоки. Один знак внимания в адрес Мари, один намек на свои намерения – и ее семья, Фокс не сомневался в этом, постарается воспрепятствовать их дальнейшим встречам. Даже считая его приятным человеком, Бланшары не примирятся с его протестантскими взглядами. Стало быть, он мог надеяться лишь по возможности сблизиться с ними, стать практически членом семьи, для которого они в дальнейшем смогут сделать исключение. Итак, сначала он должен стать для Мари братом.

Сумеет ли он скрыть, что влюблен? Сможет ли стать для Мари лучшим другом, не выдавая своих чувств? Тут помогут его английские манеры и неизменное самообладание. Но прежде всего ему нужно регулярно с ней видеться.

Как этого достичь? Конечно, можно чаще проводить встречи с ее отцом по деловым вопросам, однако с Мари его это никак не сблизит. А экспедиции подобно нынешней невозможно устраивать еженедельно.

Итак, сегодняшний день давал Фоксу единственный в обозримом будущем шанс повлиять на родителей Мари. Нельзя упускать подходящего момента. Он должен найти способ обеспечить себе постоянный доступ в их дом.

И потому Фокс не тратил времени зря, а сразу постарался расположить к себе мадам Бланшар.

– Мне, как англичанину, мадам, ваш выбор щенка доставляет особое удовольствие, – начал он. – Эта порода выведена в Англии около двух веков назад. Хотя, – лукаво улыбнулся он, – некоторые злонамеренные лица утверждают, будто этих спаниелей привезла в Англию французская принцесса, которая вышла замуж за нашего короля Карла.

– Эти собаки становятся очень популярными, – сказала Мари.

– Да. И я хотел бы отметить вот что. Сейчас прилагаются усилия для скрещивания этих спаниелей с мопсами в расчете, что так они станут еще симпатичнее, и результаты не впечатляют. А вот ваша собака, как я вижу, происходит от чистой старинной породы, которая, на мой вкус, гораздо лучше.

– Он абсолютно прав, между прочим, – вставил Жюль. – То же самое мне говорил и заводчик.

Что касается жены, то она одарила Фокса улыбкой, которая подтвердила, что очко он заработал.

– В одной из ранних картин Мане есть точно такой же песик, – заметил Хэдли.

– Он знает все, – сказала с восхищенной улыбкой Мари.

– Это точно, – поддержал ее брат. – Вскоре, Хэдли, ты будешь знать о Франции больше нас.

– Вы преувеличиваете, – добродушно улыбался Хэдли. – И я докажу это: например, я почти ничего не знаю о том месте, куда мы едем.

Мари была приятно удивлена. Едва ландо остановилось перед воротами, как к ним навстречу заспешил пожилой лысеющий человек. После краткого приветствия Фоксу он тут же обратился к ее родителям:

– Месье и мадам Бланшар? Я личный секретарь месье Иффла, и он передает вам тысячу извинений. Он так ждал встречи с вами, но этим утром ему пришло известие, что его племянница заболела, и он вынужден был немедленно вернуться в Париж. Однако месье Иффла выражает надежду, что вы получите удовольствие от визита. Я здесь специально, чтобы все вам показать. – Он поклонился. – Месье Иффла и его племянницы – большие поклонники универмага «Жозефина», и это огромная честь – пригласить вас в дом императрицы Жозефины, в честь которой, как я понимаю, вы и назвали свой магазин.

– Месье Иффла крайне любезен, – сказал Жюль, и было видно, что он польщен.

Какой милый человек этот Фокс, думала Мари. Сколько же ему пришлось хлопотать, чтобы обеспечить столь радушный прием и доставить ее родителям удовольствие.

Ведь если Жюль Бланшар был богат, то состояние месье Иффла имело совершенно иные масштабы. Рожденный в Бордо в еврейской семье из Марокко, он взял в жены христианку и благодаря толковым вложениям стал одним из богатейших людей Франции. Его состояние и широкая филантропическая деятельность дали ему прозвище Осирис – по имени египетского бога возрождения.

И если бы не Осирис, то Мальмезон, национальное достояние, был бы, вероятно, в руинах.

По сути, это был большой особняк, достойный называться замком благодаря своим элегантным пропорциям. Или даже загородным дворцом, если учесть его расположение всего в шести километрах к западу от Булонского леса.

Жозефина Богарне, только что вышедшая замуж за подающего надежды генерала Бонапарта, купила это маленькое поместье через несколько лет после Французской революции. К моменту окончания Египетской кампании молодой военачальник обнаружил, что Жозефина истратила на дом и его обновление больше, чем он мог оплатить. Но расточительность Жозефины не пропала даром: она получила очаровательную усадьбу, где и прожила до самой смерти. Дни Наполеона миновали, дом несколько раз менял владельцев, а во время войны 1870–1871 года сильно пострадал – в нем даже располагалась немецкая казарма. После этого он находился в запустении.

Но теперь Осирис наводил тут порядок.

– Пройдут еще годы, прежде чем можно будет говорить о полном восстановлении, – объяснял его секретарь, – но месье Иффла собрал интереснейшую коллекцию, посвященную Наполеону, для которой усадьба станет домом. Месье Иффла – большой почитатель императора.

– Что именно его восхищает в Наполеоне? – поинтересовался Марк.

– Многое. Но особенно то, что Наполеон дал евреям свободу исповедовать свою религию.

Пока они гуляли по дому, их гид показал им музыкальную комнату, столовую с мозаикой из Помпеев, кабинет, оформленный под армейскую палатку, и библиотеку, которая могла бы принадлежать римскому императору. Все в доме носило отпечаток личности Наполеона. А Мари с матерью больше всего понравилась пышная, но приятная комната Жозефины, с кроватью под балдахином.