Марк предпочел бы иной образ жизни, но тем не менее он добросовестно управлял семейным предприятием. Сын Жерара, названный в честь дедушки Жюлем, уже принимал в этом активное участие.

– Он усердно трудится и настроен на то, чтобы в будущем возглавить дело, – сказал Марк сестре, – но ему еще нет и тридцати. Я наблюдаю за всем, что он делает, и особенно внимательно контролирую финансы. Еще два-три года – и, надеюсь, дальше он будет обходиться без меня.

Мари старший племянник понравился. Он очень напоминал ей брата, только обладал более худощавым телосложением и начал терять волосы в ранней молодости. Он свято чтил память отца, и Мари, хоть и не во всем, разделяла его чувства, находила это весьма трогательным. Сестры Жюля были уже замужем, так что он считал себя будущим главой рода и опорой матери.

О вдове Жерара Мари мало что могла сказать. Это была довольно милая женщина, окруженная множеством приятельниц. Основными занятиями ее являлись походы по магазинам и визиты к тем же приятельницам. Через год после смерти Жерара она покрасила волосы хной.

– Ошибка, – такой была лаконичная оценка Марка, – но одновременно и сигнал о том, что она надеется найти нового мужа. Мы приглашаем ее на семейные торжества, и никаких проблем с ней никогда не было. Тебе следует пройтись с ней как-нибудь по магазинам. Ей будет очень приятно, если ты пригласишь ее.

Мари так и сделала. Они несколько раз вместе ходили за покупками, так же как в Лондоне Мари прогуливалась по магазину с тамошними дамами. Вкусы ее и невестки различались, конечно. Раз или два Мари пыталась уговорить вдову Бланшар заглянуть на выставку или в художественную галерею, но безуспешно – ее больше интересовали скидки в универмагах. Мари обнаружила, что вдова брата неравнодушна к драгоценностям и высокой моде. Они проводили увлекательные час или два к северу от сада Тюильри, на Вандомской площади, разглядывая витрины Картье и других ювелиров или примеряя наряды от новых модельеров вроде Шанель. После этого Марк угощал их обедом в близлежащем отеле «Риц», и там они прощались с вдовой старшего брата, а сами шли заниматься делами в контору.

Как ни странно, благодаря случайно брошенным словам невестки Мари пришла к выводу, который затем изменил всю ее жизнь.

– Вам следует остаться в Париже, дорогая, – сказала та однажды Мари. – У вас здесь семья, и вы могли бы вести столь же приятную жизнь, как я.

И это было абсолютно верное замечание. Мари нашла бы для себя здесь массу интересного на ближайшие тридцать-сорок лет, стала бы бабушкой, может, посвятила бы себя благотворительности и в конце концов тихо умерла в Париже или Фонтенбло. Да, она могла бы провести так вторую половину своей жизни и считать себя счастливицей.

Но неожиданно для себя Мари поняла, что это не то, чего бы ей хотелось. Ей нужно чего-то большего. Просто она пока не знала, чего именно.

Одним чудесным майским днем она болтала с Марком в его кабинете, и он упомянул, каким ударом стало для семьи закрытие «Жозефины».

– Нам пришлось это сделать. Универмаг торговал в убыток. Но все-таки жаль, что мы недотянули до конца войны, потому что сейчас, я думаю, это было бы прибыльное дело. Какое-то время здание арендовала страховая компания, но они переехали, так что помещения свободны. У меня нет энергии, чтобы начать все сначала, а молодой Жюль пока на такое не способен, да и не хочет.

И тогда, не успев даже как следует подумать, Мари спросила:

– Тогда почему бы мне не заняться этим?

– Но, Мари, ты же никогда не имела дела с коммерцией! – Марк в полном изумлении уставился на нее.

– Да, но за эти месяцы я кое-чему научилась. И ты помогал бы мне.

– А еще ты женщина.

– Вдова Клико десятки лет управляла винодельческой фирмой и сделала свое шампанское самым известным в мире. Шанель тоже одинокая женщина, а дела у нее идут совсем неплохо. Я хожу в ее магазин почти каждую неделю.

– Универмаг – это же не бутик, – засмеялся Марк. – Это огромный магазин.

– Я бы не стала снова занимать все здание. Только ту часть, которую ты отделал в стиле ар-нуво.

– Я польщен. – Он улыбнулся. – Предлагаю тебе, дорогая сестра, отложить дальнейшее обсуждение до завтра. Может быть, сегодня ты слишком долго пробыла на солнце. Утром, когда проснешься, твое здравомыслие, несомненно, вернется к тебе.

– Нет, – сказала Мари. Внезапно ей все стало ясно. – Это мой план. Я собираюсь посвятить все свое время тете Элоизе, пока она жива. Но если она говорит, что в августе ее не станет, то, вероятнее всего, так и будет. После этого, если здание будет все еще свободно, я попрошу тебя снять для меня там помещения.

– Такой я тебя никогда еще не видел, – произнес Марк.

– А теперь увидел, – ответила она. – «Жозефина» возродится.

Весной 1919 года, когда Луиза заявила, что хочет изучать французский язык, ее родители не сразу поняли, о чем речь.

– У вас же был французский в школе, – сказала ее мать. – Ты точно уверена, что хочешь знать его лучше, дорогая?

– В школе я учила школьный французский, – ответила Луиза, – но поговорить с кем-нибудь на интересную тему я не смогу. Кто знает, – продолжала она, – вдруг язык мне пригодится. Если я выйду за дипломата, к примеру.