Шрифт:
Он прекрасно говорил по-французски, и Шарли предположил, что в задачи полковника входит не только осмотр замка, но и проверка его обитателей. Когда Мари пригласила полковника и его подчиненных остаться на обед, они с готовностью согласились.
Во время обхода замка быстро выяснилось, что и немец, и Роланд де Синь – потомственные военные. Шарли еще передвигался, опираясь на трость, и полковник поинтересовался, не был ли молодой человек ранен.
– Нет, господин полковник. Это был несчастный случай. Из-за перелома я не участвовал в боях.
– Надеюсь, вас лечили хорошие доктора.
– Очень хорошие. Я лежал в Американском госпитале.
Полковник кивнул с сосредоточенным видом, и Шарли понял, что все сведения, скорее всего, будут проверены. В целом же свои взгляды полковник Вальтер выразил, когда беседовал с Роландом:
– Французская армия сражалась отважно, месье. Но ваше верховное командование не подготовилось должным образом.
– Я придерживаюсь того же мнения, – ответил Роланд. – С вашей стороны любезно было отозваться с похвалой о наших войсках.
Определяющий момент, однако, наступил чуть позже. Они оказались в старом холле, где висел замечательный гобелен с единорогом, и остановились, чтобы полюбоваться им.
– Это поистине красиво, – восхитился полковник Вальтер. – Жемчужина в идеальной оправе. Гобелен всегда находился в замке?
Роланд припомнил обстоятельства, при которых покойный отец купил шпалеру, и его осенила идея.
– На самом деле, – сказал он, быстро перекраивая факты, – этот гобелен приобрел мой отец. За него просили довольно большую сумму, но отцу стало известно, что, если он не купит шпалеру, она достанется еврею. Поэтому он заплатил. – Роланд посмотрел на полковника. – Нам казалось, что этому единорогу место здесь.
– Ага. – Полковник Вальтер одобрительно кивнул. – Благое дело.
Шарли отметил, что двое штабных офицеров слегка расслабились.
Обед прошел в приятной обстановке. Немцы вели себя исключительно корректно, и тем не менее было очевидно, что семью де Синь они уже отнесли к числу тех, кого Германия хотела бы привлечь на свою сторону.
Когда они уезжали, Роланд счел возможным выразить надежду, что его известят заранее, если армия решит занять замок.
– Конечно, – ответил Вальтер и улыбнулся. – Берегите гобелен.
Шарли практически не сомневался, что больше их семью оккупанты не побеспокоят.
Все еще с тростью, но в остальном вполне здоровый, в воскресенье Шарли отправился к Луизе. В ее квартире он не был с прошлой осени, а в последний раз они виделись, когда Луиза навещала его в госпитале. Это случилось лишь однажды, потому что она опасалась встретиться с кем-нибудь из его семьи.
Под мышкой – так, чтобы всем было видно, – он держал книгу Селина, любимчика французских реакционеров. Антисемитизм этого автора внушал трепет даже нацистам.
Подходя к квартире Луизы, Шарли гадал, как пройдет встреча. Из-за войны они не оставались наедине больше года. Она получила ребенка, которого хотела, и свое желание быть независимой выразила весьма недвусмысленно. Захочет ли она продолжать отношения? А сам он хочет этого? Шарли не знал. Может, и хочет. Но сначала, решил он, надо посмотреть, как все пойдет.
А вообще, вдруг осознал Шарли, ему не терпится увидеть своего маленького сына.
Они остановились в гостиной.
– Нам надо отпраздновать твое возвращение, – сказала Луиза. – Шампанского?
– Я пока еще инвалид, – сказал он.
– Да, я вижу. – Она улыбнулась.
До чего же она привлекательная женщина. Для Шарли, как оказалось, ничего не изменилось. Вообще ничего. Он сделал движение, собираясь заключить ее в объятия, но она мягко удержала его:
– Подожди. Сначала тебе надо кое-кого увидеть.
Она провела его через небольшой коридор в гостевую спальню, в которой устроили детскую.
Как быстро растут дети, поразился Шарли. Младенец, которого он помнил, превратился в мальчика. Пока ему всего два года, но он может ходить и говорить – и очень похож на него, своего отца. Шарли подхватил Эсме и поднял так, чтобы маленький человечек смотрел ему прямо в глаза.
– Ты знаешь, кто я такой? – с улыбкой спросил он.
– Мой папа.
– Да. Я твой папа.
– Ты останешься здесь?
– На время.
– Мама моя.
– О, я знаю это. Но я буду иногда приходить к ней. Каждый раз, как буду приходить к тебе.