Разве что в техникуме она никуда не убегала, потому что убегать было неоткуда: никто ее не стерег — она уже была совершеннолетняя.

Ногу она недавно сломала на катке. На коньках она каталась отлично, но никогда не лезла ни на какие конкурсы-соревнования, тем более на тренировки. Она просто ненавидела спорт, принуждение и систематичность. Иногда она работала шофером, иногда — автомехаником, временами — даже моделью, представляя вечернюю и бальную обувь, поскольку ноги у нее были потрясающие. А иногда вообще ничего не делала.

Баська твердо решила, что замуж она никогда не выйдет, и свято придерживалась этого решения, невзирая на то, что каждый ее обожатель осатанело рвался в брак, словно внезапно ослеп. Невозможно понять, зачем им нужна была жена, которая не умела готовить, не терпела никаких уборок в доме, не хотела иметь детей, за всю жизнь в руках не держала ни утюга, ни иглы и вообще была безумно расточительна, а приданого за ней не давали.

К тому же водила машину лучше, чем все они, вместе взятые.

Я знала ее много лет, и мне все больше казалось, что ее беззаботность — одна лишь видимость, и Баська словно ходит по тонкому льду. Что-то ее снедало изнутри, но она старательно скрывала, что именно, а я не пыталась лезть ей в душу. Иногда мы с ней виделись ежедневно, иногда — раз в год, обычно без всякого повода, исключительно для удовольствия. На сей раз повод был: Баська примчалась за советом.

— Мне совершенно ясно, что эти заросли отравляют тебе жизнь, — констатировала я. — Собственно говоря, почему? Чащоба как чащоба, дело житейское. Где он вообще находится, этот твой участок?

— Возле Секерек. Примерно в направлении на Завады.

— Шутишь! А где именно? Погоди, принесу карту города.

Мы с ней уточнили место, и оказалось, что унаследованный участок и мой фамильный сад располагались практически друг напротив друга, по обе стороны узкой аллейки. Я напрягла память.

— Погоди, да я же с этими твоими зарослями лично знакома! Вообще-то я там была всего-то раз десять, но наслушалась я про эту чащобу по горлышко, потому что там разные поборники порядка беспрерывно скандалили. Мне-то эта чаща нравилась, и я была на стороне владелицы, как понимаю, твоей бабушки…

— Двоюродной бабушки.

— Все равно. Последний раз этот вопрос поднимали как минимум двенадцать лет назад, так что чащоба могла и еще разрастись. И что? Ты хочешь ее оставить или изничтожить?

Баська тяжело вздохнула.

— Я ничего не хочу. К чащобе я никак не отношусь, вообще-то я ничего против нее не имею. Но вместе с наследством бабушка оставила мне письмо, и я его вскрыла только сейчас. И бабуля трогательно меня просит все-таки ликвидировать оставшуюся после нее помойку, но не жестоко, а с чувством, с толком, с расстановкой, и только мне она может в этом вопросе доверять. Сама понимаешь…

— Вот же холера с чумой…

— Эта ее чащоба совсем от рук отбилась, и тетка даже примеривалась, чтобы ее извести, но сил не было — и все тут. А я молодая, здоровая, как ломовая лошадь… нет, она, конечно, такого не писала… она как-то поизящней выразилась. Опять же, какого-нибудь мужика приглашу под это дело, стало быть, справлюсь. Если я скажу нет — значит, нет, она из могилы за мной не придет. Но если я с душой подойду к этому вопросу, то доставлю ей на том свете двойную радость. Аминь. Не знаю, почему двойную.

Я покачала головой, хлебнула чаю и задумалась.

— Проблема. Я так понимаю, ты готова выполнить бабулин завет?

— А ты бы выполнила?

— Обязательно. Хочу только тебе заметить, что я постарше тебя. Но твой Патрик — парень крепкий, справится?

— Без проблем. И характер у него замечательный. По-твоему, как все это лучше сделать? Потому что в садоводстве мы ничего не смыслим, ни он, ни я. Я только в готовых цветочках разбираюсь.

Мысль о Патрике мгновенно добавила мне оптимизма, потому что, по сути, для такой работы требуется только побольше сил и терпения. Я успокаивающе махнула рукой.

— Сейчас сентябрь, чудесное время, чтобы привести цветочки-кустики в порядок. Инструмент какой-никакой от бабушки остался?

— Остался. Я сама видела. Много всяческих штук. А сверху были испорченный самовар и казан в изумительном состоянии. И чайник.

Я похвалила инвентарь и дала соответствующие инструкции. Одно — просто вырезать, другое — выкопать и сжечь, сорняки тоже, такая зола потом пойдет на компост, наверняка они там выделят кусочек земли под костер…

— И пустим красного петуха на полгорода… — скорбно сказала Баська и закурила сигарету.