Шрифт:
— А когда ее муж умер, что?
— Тогда у Феликса начались его таинственные проблемы, и разозленная Паулина смертельно его обидела. Под влиянием Леокадии, эта ведьма ее подзуживала. Подробностей я не знаю, потому что меня не было, но Леокадия обожает интриги и живет с ними в полном симбиозе — они сами ее находят.
— А муж у нее был? — перебила меня страшно заинтригованная Баська.
— Был, а почему бы ему и не быть?
— Потому что интриганки редко выходят замуж. Им не хватает мужика, и его заменяют интриги.
Я покачала головой:
— О нет, это не про Леокадию. Мужики за ней бегали табунами, а она внимания на них не обращала, ее как-то секс никогда не привлекал. За Паулиной тоже бегали, в юности это была красивая женщина, привыкшая к обожанию. Мир должен жить для нее, а не она для мира. А Леокадия подзуживала и подначивала ее с сатанинской усмешечкой. Сейчас я все это четко понимаю, а раньше избегала их как огня, потому что мной они тоже пробовали помыкать, но у меня дурной характер, и я им такого удовольствия не доставила. Насчет Бартоша я вообще ни в чем не признавалась, в последнюю секунду бросила им его на растерзание. И то по недосмотру: хотела помочь Марленке. Она мечтала о клочке земли для своих опытов, вот я и хотела ей немного помочь.
Патрик обслужил нас всякими напитками, я пригубила коктейль, подсчитала, что больше, чем 0,2 промилле, я из него не всосу, поэтому выпью.
— Не знаю, может быть, нужно Возняку помочь, — сказала я неуверенно. — Но ему предстоит такой срез общества перекопать, что, если я ему еще и добавлю, у него запросто крыша поедет. Черт знает, кто из той стародавней компании еще жив, а кто помер.
— А кто у тебя еще в заначке? — полюбопытствовала Баська.
— У Хелюси Хавчик была подружка. Тоже здоровенная баба, рыжая и злобная, и тоже бегала за Бартошем. Шансов у нее не было никаких, она из слишком глубокой сточной канавы. Она помогала Хелюсе, надеялась, что и ей что-нибудь перепадет, а имечко у нее было что надо: Идалия Красная.
— Господи помилуй, откуда у тебя такие знакомства?!
— Из телефона. Я же тебе говорила, что весь этот отвергнутый гарем мне звонил, когда Бартош пропал у них из виду. Да и раньше тоже, вот и пришлось в конце концов урезать им доступ ко мне.
— А ты эту Идалию видела?
— Никогда в жизни. А если даже случайно и видела, то ничего об этом не знаю. Бартош говорил, что она рыжая и здоровенная, а что она за ним бегала, так это я сама догадалась. По телефону она меня упрекала, что порчу такую неземную любовь, — Хелюся и Бартош словно Ромео и Джульетта, а я засела между ними, как заноза в заднице.
— И ее правда так: зовут?
— А холера ее знает, она так представилась. Бартош подтвердил, что да, ее так зовут, но сказал это нехотя. Может, соврал. Он не хотел о ней разговаривать, потому что я не скрывала своих претензий, что он раздает мой номер телефона направо и налево. Тогда я думала, что он всего-навсего дурак, хотя паранойя уже брезжила на горизонте.
— По-моему, тебе нужно обо всем рассказать комиссару, — предложил Патрик. — Он как-нибудь твои новости переживет, а они могут ему помочь. А почему, собственно говоря, ты не рассказала ему все это сразу?
— Потому что я эту Идалию вот только что вспомнила. У меня все силы ушли на то, чтобы осознать факт смерти Бартоша, ни на что больше не хватило. Может, ты и прав, скажу…
Отправив свою команду с поручениями на все четыре стороны, комиссар довольно быстро получил первые результаты. Одновременно пришли желанные новости о пани Хавчик и о Зельмусе. Эти сведения едва не стоили ему последних остатков душевного равновесия.
Пани Хавчик в настоящее время жила на Вежбне, на улице Пулавской, в элегантной трехкомнатной квартире с кухней. Скончавшийся супруг успел перед смертью выкупить квартиру, а вдова ее унаследовала, тем более что имущество по брачному договору у них и так было общее.
Вести о разыскиваемой даме пришли быстро, но результат оказался мизерным, поскольку пани Хавчик дома не было. Ни днем, ни ночью. Ясное дело, что расспросили всех соседей — исключительно бесполезных, ибо они ничего не знали по самой простой причине. Так неудачно сложилось, что соседи с последних этажей за минувший год все массово удалились: кто в лучший мир, кто в дома престарелых, кто к родственникам, чему по причине их весьма преклонного возраста никто не удивился.
На их место въехали новые, омерзительные трудоголики, которым было не до контактов с соседями, и они понятия не имели о тех, кто живет рядом с ними. Верхом дружелюбия было знать в лицо соседей со своего этажа, насчет жильцов других этажей уже возникали сомнения. Тем более никто не мог сказать, что творится с жилицей именно этой квартиры.
Приемов она не устраивала, не шумела, ни собаки, ни кошки у нее не было, никто с ней систематически не сталкивался, потому что она не выходила и не возвращалась в какие-то регулярные часы. Не умерла, это точно.
Возле ее двери не веяло даже минимальным подозрительным душком и ничто не указывало на наличие трупа в квартире. Не могла же она умереть и сама забальзамироваться.
Возняк рассердился, да так, что его едва не хватил кондратий, но, к счастью, нашлось утешение в виде Зельмуся.