Шрифт:
— Забавно, как быстро распространяются новости. Особенно если их следует хранить в тайне, — сказал Старик. — Вы знаете, что Омо Бинти-Дагал уже спрашивала меня об этом?
Мы с Винфом переглянулись.
Я подумал, что Омо ведет какую-то свою игру. И что мне это очень, очень не нравится.
— Так что такое Анкем? — повторил ойгур.
Старик не торопился с ответом. Он встал, поставил книгу на полку, затем, так же степенно, как и делал вообще все, уселся обратно в кресло.
— Птица Анкем, — сказал он, сделав паузу, — живет в императорском имении, в той его части, которая зовется Янтарным лесом. Если птица молчит и ее глаза закрыты, это значит, что с миром все в порядке.
— А если нет?
— Анкем появился здесь вместе с первыми людьми, и уже тогда считалось, что его пение предвещает конец света. Еще он знает будущее каждого человека, и может дать совет, если тот действительно в нем нуждается, — продолжил Старик. — Впрочем, говорят, что далеко не всем его слова приходятся по вкусу.
Он помолчал, затем, сцепив пальцы в замок, сказал:
— И еще, говорят, что Анкем откроет глаза в тот день, когда умрет мир. Не удивительно, что после его песни в городе началась паника. Многие с минуты на минуту ожидают… Хотя никто не знает, сколько времени должно пройти с момента пения до того, как он откроет глаза. Если откроет, — поправился Старик.
— Вы не верите этому? — спросил Винф.
— Я сомневаюсь, — сказал он.
У Винфа дернулся уголок рта, как будто он хотел что-то сказать, но очень быстро передумал. Старик, впрочем, успел это заметить.
— Вы хотите спросить, чем эта легенда достовернее той, что я рассказал Омо Бинти-Дагал? Да ничем, — просто сказал Старик. — Вопрос веры. Хотя она, по большому счету, ничего не меняет. Во все происходящее кто-то когда-то верил.
Мы вернулись в нашу комнату. Винф выглядел задумчивым.
— Мне надо сходить туда, — сказал он. — К этому так называемому Анкему, d Янтарный лес.
В руках он все еще держал купюру с изображением птицы, в сотый, может быть, раз, всматриваясь в ее очертания. Казалось, ойгур искал в ней ответ на какой-то, пока еще не высказанный вопрос.
— Я думаю, тебе тоже следует пойти, — добавил он.
Над стеной, окружавшей императорское имение, нависали кроны деревьев. Закатное солнце просвечивало сквозь листья, и казалось, что они начали желтеть до начала осени.
— Долго еще? — спросил я.
Янтарный лес, судя по всему, был огромен, и стена, его ограждающая, казалась бесконечной.
На мост нас не пустили. За воротами сидел какой-то старый хрыч. Он смерил нас оценивающим взглядом.
— Нищим в обход! — наконец, буркнул старик и закрыл ворота.
Поэтому прямой путь нам был закрыт. Ничего не оставалось, кроме как тащиться на другой конец города.
К третьему часу у стены как не было конца, так и не предвиделось. Я начал подозревать, что ворот для "нищих" не существует в природе.
— Мы могли их пропустить?
— Сомневаюсь, — сказал Винф. — Янтарный лес открыт для посещения в любое время дня и ночи.
— Что-то не заметил я здесь толпы народа.
— А никто и не хочет туда. Зачем жить, если знаешь ответы на главные вопросы жизни?
— Янтарный лес, янтарный лес, — проворчал я. — Нет там никакого янтарного леса. Обычные деревья. И Анкема… тоже нет.
Ойгур вдруг нагнулся и поднял что-то с дороги.
— Вот, — он кинул мне находку.
В моих руках лежал камень красно-оранжевого цвета, гладкий и прозрачный. Янтарь? Слишком уж яркий цвет. Хотя по части камней лучше спрашивать Омо.
Я засунул его в карман куртки, и, весь в сомнениях, поспешил вслед за Винфом. Но ойгур уже исчез. На периферии зрения мелькнуло что-то темное; я повернул голову и обнаружил в стене арку. Она странным образом мерцала, как горячий воздух над камнями в летний полдень.
Сначала я подумал, что неплохо бы отойти как можно дальше.
Вообще не прикасаться к этой арке.
В следующую секунду я уже задавался вопросом, что я делаю внутри. Вообще надо бросить дурную привычку заходить в первую попавшуюся дверь. В подавляющем большинстве случаев там оказывается или кромешная темнота или что-нибудь неприятное.
Сконцентрироваться было трудно: я слишком волновался, да к тому же, где-то в глубине сознания послышался странный, монотонный звук "ниммниммнимм…". Он, хоть и негромкий, раздражал не хуже комариного писка, и, чего уж там, пугал меня.
Я мысленно отмахнулся, и тут вдруг понял, что наконец-то смог, вместе с тем звуком, избавить разум от мыслей — то, что в Доме Ожидания мне никогда не удавалось.
Это был момент, когда я чувствовал потенциальную бесконечность времени внутри себя. Знакомьтесь, вот он я: все и ничто одновременно, могущество, которое может быть уничтожено в любой момент.