Она собралась запереть висячий замок, когда вспомнила о деньгах в конверте. Полезла в карман и вздрогнула, почувствовав, как кто-то положил руку на ее шею. Она резко обернулась, готовая дать отпор.

– Что такое? Думаешь, я сумасшедший, который собирается на тебя напасть?

Мальтиец был под кайфом, в тусклом свете кладовой блеснул его золотой зуб в углу рта. Он погрозил ей пальцем.

Она задрожала, медленно подняла руку к шее.

– Оставляешь мне любовное письмо, Циркачка?

Он взял у нее конверт, продолжая держать зажженную сигарету в другой руке. Ноги широко раздвинуты, будто он подчеркивал, кто здесь хозяин. Запах лосьона после бритья и табачного дыма перебивал тонкий сладковатый аромат сена и фуража.

– Не обязательно писать, ты всегда можешь сказать мне лично.

– Деньги, – сказала она охрипшим голосом и смутилась. – Ваши деньги.

– А-а… – Он взял конверт, коснувшись ее пальцев.

– Мне надо идти. – Она подняла школьную сумку, но он жестом остановил ее.

Вскрыл конверт и заглянул внутрь. Нахмурился и протянул ей:

– И что это такое?

– Деньги за аренду. За две недели. За сено и корм.

Дождь снаружи усилился. Внутрь прокралась Шеба, на лохматой шерсти капли блестели, как драгоценные камни. Под арками железнодорожного моста заржала лошадь, перебирая копытами на бетонном полу.

– И?.. – Он смотрел выжидательно и улыбался неестественной улыбкой.

Она сглотнула:

– У меня нет.

– Ты о долге?

– Да.

– Знаешь, тебе повезло, что я оставил за тобой стойло. – Мальтиец присвистнул и покачал головой. – Две недели назад ты забираешь лошадь и даже не ставишь меня в известность. По-твоему, это прилично?

– Я не…

– Я держал это стойло для тебя, Сара. А мог бы сдать двадцати другим. Потом приводишь его назад как ни в чем не бывало. Даже спасибо не сказала.

– Но я же сказала, что не виновата. Это…

– Милочка, мне плевать, кто виноват. А вдруг ты снова исчезнешь? И плакали мои денежки? У тебя ключи. Да ты завтра вместе со своим конем сможешь быть на полпути к Тимбукту, кто тебя знает.

Он придвинулся к ней, воротник сорочки был на уровне ее глаз.

У нее пересохло во рту.

– Я не сбегу, – сказала она тихо. – Я всегда оплачиваю свои долги. Пап'a всегда оплачивает свои долги. Джон это знает.

До этого у нас никогда не было долгов, подумала она.

– Но Джона нет. Твоего Пап'a нет. И это мой двор теперь, а не их.

Ей нечего было ему ответить.

Над арками прогрохотал поезд, огни из окон на миг осветили маленький двор. Тысяча людей проезжали над ними домой, где их ждала спокойная безопасная жизнь. Саль склонил голову, будто обдумывал что-то. Потом подошел ближе, еще ближе, слишком близко. У нее перехватило дыхание.

Он понизил голос:

– Твой Пап'a болен, Сара.

– Знаю, – прошептала она.

– Твой Пап'a очень болен, судя по тому, что говорит Джон. Поэтому хочу, чтобы ты мне кое-что сказала. Как ты собираешься вернуть долг?

Голос звучал мягко, музыкально, словно он пел, но это не могло скрыть угрозу. Он стоял так близко, что она чувствовала его теплое дыхание на своем лице, мускусный запах его лосьона, кожаной куртки и чего-то еще, мужского и незнакомого.

Она смотрела в пол. Она слышала нехорошие слухи о Мальтийце Сале. Что с ним шутки плохи. Что он сидел в тюрьме, водился с дурной компанией и занимался делами, о которых не задают вопросов.

– Итак?

– Я вам сказала…

– Ты мне ничего не сказала. Как я уже говорил, я думал, ты смотала манатки. Я должен быть уверен, что ты заплатишь. – Его взгляд жег ее. – Сара, мы должны что-то придумать. – (Она смотрела на него, моргая, пытаясь скрыть дрожь.) – Мы должны придумать, как ты сможешь вернуть мне долг.

Неужели он не понимает, что это единственное, чего я хочу? Этот долг тяготил ее. У нее сосало под ложечкой, когда она думала о нем. А она думала об этом каждый раз, когда ехала в конюшню, и встречи с Бо приносили все меньше и меньше радости. И не было никого, кому бы она могла довериться. Никого, кроме Мальтийца. Только он мог снять с нее этот груз.

– Могу убирать навоз, – пробормотала она.

– На это есть парни, Сара.

– Могу приглядывать за двором по выходным.

– Мне это не нужно. Мне не надо, чтобы ты продавала яйца или подметала. В этом для меня нет никакой ценности. Понимаешь, что значит ценность? – (Сара кивнула.) – Я бизнесмен. Несмотря на это, я пошел тебе навстречу, учитывая обстоятельства. Пытался понять. Другой бы, Сара… – Он покачал головой. – У меня давно должно было кончиться терпение.

Он оглянулся, выглянул из-под арки. Там дождь стекал по булыжникам в сторону ворот и блестел в свете фонарей. На миг ей показалось, что он собирается уходить. Но это было не так. Он повернулся к ней лицом.