Обстановка в комнате была совершенно спартанская - стол, стулья, шкаф и железная кровать в дальнем от вентиляционной решётки углу. Сперва кровать Виктора стояла у самой решётки, но постоянно дующий сверху поток холодного воздуха никак не регулировался. Ну не предусматривали строители этого подземного бункера, проектировавшие давным-давно бомбоубежище и командный штаб, что когда-либо в будущем возникнет идея переоборудовать эти подземелья под жилые помещения! Ночью Виктор мёрз, кутался в одеяло и даже вынужден был надевать свитер. Вместо ожидаемой закалки парень получил постоянный насморк и вынужденно передвинуть кровать к противоположной стене.

Первое, на что обращал внимание любой входящий в кабинет посетитель - громадная политическая карта мира на всю стену с уже несуществующими странами. В центре комнаты стояли шесть стульев вокруг большого овального многофункционального стола - это и место совещаний с руководителями групп, и место горячих философских дискуссий о будущем Полигона, и как сейчас просто обеденный стол.

Большая яркая лампа над столом. Вешалка для верхней одежды у входа. Небольшая тумбочка с личными вещами в углу. Вот, пожалуй, и вся обстановка в кабинете руководителя Полигона. Днём часто дверь в комнату оставалась открытой, так что любой спустившийся на третий подземный уровень мог своими глазами увидеть всю обстановку.

Правда, имелась одна вещь, которую нельзя было разглядеть из коридора, и даже вошедшему в комнату она не сразу бросалась в глаза. Это была маленькая треугольная полочка в углу с горящим крохотным огоньком маленькой лампадки. Рядом на стене в свете огонька виднелась небольшая слегка помятая фотография - три десятка маленьких девочек семи-восьми лет в школьной форме интерната вместе со своей учительницей. За прошедшие годы почти половину девушек с фотографии удочерили приёмные родители, и поэтому Виктор их не встретил в том разбитом автобусе. Некоторые девчонки, наоборот, попали в интернат позже, и потому их не оказалось на этой старой фотографии. Но некоторых девушек и сейчас можно было легко узнать. Иванову Лену, например. Или Свету Камышеву. Галя Громова стояла третьей слева во втором ряду...

Эту фотографию Виктору подарила Настя Иванова, прихватившая её из интерната вместе со своими личными вещами. Мужчина точно помнил, что случилось это на третий день их пребывания на Полигоне, когда им удалось-таки вскрыть заваренную входную дверь в подземный бункер. Они тогда шли с группой девушек вниз в темноту, освещая фонарями дорогу и исследуя незнакомые коридоры и лестницы. И именно в тот момент Настя вдруг заметила в свете фонаря, что виски у их лидера поседели. Виктор не поверил, но остальные девчонки тут же подтвердили слова одноклассницы. Всё веселье и разговоры тогда разом прекратились, дальше все шли в полной тишине. А затем, когда они поднялись на поверхность, Настя сразу же подарила Виктору эту фотографию - единственное сохранившееся изображение Гали Громовой. Сейчас эта старая фотография для Виктора стала самой ценной реликвией на планете. Он сам ежедневно доливал в лампадку керосин, заменявший давно закончившееся масло. Три месяца мужчина поддерживал постоянное горение огонька пламени, освещавшего лицо его любимой девушки.

Все эти три с лишним месяца у Виктора не было женщин. Раньше, ещё до вторжения, два или больше дня без секса стало бы для разбитного парня из ряда вон выдающимся событием. Но сейчас настали другие времена. И хотя за прошедшее время пять или шесть девушек Полигона с разной степенью прямоты намекали Виктору о том, что вовсе не против близости с ним, но руководитель Полигона был пока морально не готов.

После прошедшего в полном молчании ужина Виктор поблагодарил Лизу за компанию и первым делом долил ещё керосина в лампадку. Лиза молча собрала грязные тарелки в корзинку, взяла свои костыли, подхватила грязную посуду и направилась к выходу. Кошка моментально спрыгнула со стула и последовала за хозяйкой. Гипс у Лизы давно сняли, однако наступать на больную ногу Лиза до сих пор не могла, а потому пользовалась костылями. Мужчина чётко знал, что помогать ей ни в коем случае нельзя - Лиза серьёзно обижалась, если в любых бытовых мелочах ей намекали на неполноценность из-за подволакиваемой ноги. Виктор попрощался со своей подругой и пожелал ей спокойной ночи. Девушка уже в дверях остановилась и с горькой улыбкой сказала:

– Да какой тут сон... Задал ты мне сегодня пищу для размышлений. Чувствую, что до утра не усну теперь. Всю жизнь я была твёрдо уверена в том, что зло и жестокость - это плохо, а я нахожусь на стороне добра и справедливости. Ты же говоришь, что зло и жестокость неизбежны в нашем мире. А потому выбор сейчас: или меняйся, или умри...

– Нет, я не так говорил, - поправил свою подругу Виктор.
– Просто добро не сможет оставаться добром, если не имеет силы для своей защиты. Я много читал в последние недели, и среди принесённой на Полигон литературы мне попалось любопытное стихотворение Станислава Куняева. Я готов подписаться под строками этого поэта: "Добро должно быть с кулаками. Добро суровым быть должно, чтобы летела шерсть клоками со всех, кто лезет на добро".

– Ну, это совсем другое дело, - усмехнулась Лиза.
– В очередной раз тебе, Виктор, удалось меня удивить. Хорошо, веди завтра переговоры с позиции именно такого вот добра.

***

В УАЗе ехали трое. За рулём находился Сергей Воронов, на месте пассажира сидел Виктор, сзади разместился капитан Колованов. Оружия никто из переговорщиков не взял, чтобы не нарушать объявленные "кимринскими" условия. Виктор сильно нервничал, хотя и старался не подавать виду. Он с тихой завистью смотрел на железное спокойствие водителя - Сергей Воронов совершенно не волновался насчёт предстоящих переговоров и просто занимался своей работой.

Одноногий капитан, сегодня впервые после ранения покинувший пределы Полигона, находился даже в более мрачном настроении, чем обычно. Это казалось невозможным, однако было правдой. Уже за первые несколько минут пути Колованов достал Виктора своими упрёками и жалобами. Вчера идея взять боевого капитана с собой показалась руководителю Полигона интересной, сегодня же он уже жалел о принятом решении. Однако менять что-либо было уже поздно - они и так немного опаздывали на встречу, в сумерках свернув не туда на лесной дороге и не сразу поняв свою ошибку.