Шрифт:
Уже в этих словах обнаруживается внутренняя противоречивость организации. Признается, что она предназначена действовать лишь в чрезвычайной ситуации, когда произойдет нежелательный, с точки зрения «объединенных дворян», поворот в политическом развитии страны. Именно таким критическим периодом была революция 1905—1907 гг. В промежутках же между «поворотами» съездам и Постоянному совету нечего, собственно, было делать, и последняя фраза о теоретическом выражении общедворянских взглядов перед Думой служит доказательством этому. Правая часть Государственной думы и Государственного совета весьма последовательно и объемно выражала как «теоретические», так и практические устремления поместного дворянства. Трудно было найти лучших «теоретиков», чем Пуришкевич и Марков 2-й, А. А. Бобринский и П. Н. Дурново. Первые два весьма энергично развивали дворянские «теории» в Думе, вторые — в Государственном совете.
Еще больше указанная противоречивость обнаруживается при анализе устава общедворянской организации. Суть дела здесь состояла в том, что он также исходил из чрезвычайной, а не «нормальной» ситуации. Устав давал Постоянному совету, по сути дела, чрезвычайные права, ставившие его фактически над организацией. Параграф 13 устава (пункт «в») предоставлял Постоянному совету право обращаться, не спрашивая согласия губернских дворянских организаций (хотя все губернские предводители, согласно уставу, были членами Постоянного совета) и не дожидаясь съезда, в случаях, «не терпящих отлагательств», к главе правительства с политическими заявлениями принципиального характера. Наступил или не наступил такой момент, решал сам Постоянный совет. Хотя формально, как предусматривал устав, совет выступал от своего имени, на деле он говорил от имени всего «объединенного дворянства».
Кроме того, устав давал совету право кооптации 'на съезд и в самый совет, которым он широко пользовался. Достаточно сказать, что даже первый председатель Постоянного совета А. А. Бобринский был кооптированным, а не избранным членом совета. В результате создавалось двойственное положение. С одной стороны, «объединенные дворяне» признавали пользу кооптации, поскольку кооптируемые были, как правило, весьма влиятельные в правительственных и придворных кругах люди. Но в то же время «объединенных дворян» порой раздражала и тревожила та роль, которую стали играть на съездах и в совете кооптируемые: пользуясь своим авторитетом и весом, они если и не направляли деятельность съездов и Совета, то оказывали на них влияние, несоразмерное с их численностью.
На первых порах отмеченные уставные «излишества» не вносили в дворянскую организацию никакого диссонанса. Наоборот, деятельность и заслуги Постоянного совета чрезвычайно превозносились в связи с той ролью, которую он сыграл в переходе правительства к столыпинской аграрной политике и третьеиюньской Думе, а следовательно, превозносились и заслуги кооптированных, ибо их влияние оказалось особенно важным в этот момент. Акции Постоянного совета стояли достаточно высоко и в последующие годы.
Но вот на горизонте появилось первое легкое облачко, которое оказалось провозвестником большой бури, до основания потрясшей общедворянскую организацию пять лет спустя. В мае 1911 г. черниговское губернское дворянское собрание вынесло решение о лишении Постоянного совета права кооптации и обращения по своей инициативе к правительству, т. е. превращения его в исполнительный орган съезда в прямом смысле слова. Это постановление стало предметом обсуждения на VIII съезде «объединенных дворян» в 1912 г. и подверглось самой ожесточенной критике со стороны Маркова 2-го, Самарина и др. Марков 2-й прямо заявил, что в случае принятия требования черниговцев «не нужно нам объединения дворянских обществ, не нужно нам совета». Сила последнего в том и состоит, что он «вправе во всякую минуту обратиться к государю императору (по уставу — к председателю Совета министров, право обращения непосредственно к царю имел только съезд. — А. А.) и делать такой доклад, который совет найдет нужным сделать ради интересов дворянства»'7. В том же духе выступали и другие. В качестве главного довода ссылались на заслуги перед «объединенным дворянством» таких кооптированных членов Постоянного совета, как А. А. Бобринский, В. И. Гурко, А. А. Нарышкин, А. С. Стишинский и др. 38
Тем не менее, несмотря на такой дружный отпор, не кто иной, как сам Постоянный совет, уговорил непримиримо настроенное большинство съезда проголосовать за некоторые поправки к уставу, которые представляли определенные уступки черниговскому дворянству 39. Секрет состоял в том, что не только последнее, но и еще несколько дворянских обществ дали понять, что они могут выйти из организации, если Постоянный совет откажется проявлять гибкость по вопросу о своих прерогативах.
Выпад черниговцев на первый взгляд выглядит совершенно случайным и даже малопонятным. Своим правом «возвысить голос» совет воспользовался до этого только один раз, в 1907 г., а кооптация была сведена к минимуму.
Но если вдуматься, странного тут ничего не было. Поскольку программа «объединенного дворянства» была исключительно негативной — не допустить никаких реформ и стоять на страже незыблемости самодержавия, ежегодные съезды стали с утомительным однообразием повторять друг друга, интерес к ним со стороны дворянства постепенно начал падать. Неизбежным следствием этого стало возникновение недовольства диктаторской политикой Постоянного совета среди некоторых губернских организаций, настроение которых и выразило черниговское дворянство.
Либеральный лагерь быстро подметил эти признаки упадка и начал пророчить близкий конец общедворянской организации. Однако затем он вынужден был признать, что его надежды оказались сильно преувеличенными. За год с небольшим до начала войны октябристский официоз констатировал, что наряду с Думой «существует еще, так сказать, приватный парламент, обладающий большим влиянием на ход нашей государственной жизни», — «объединенное дворянство», политика которого «находит живое отражение в настроениях сфер, направляющих внутреннюю политику нашего отечества»40.