Доктор Нус, адресуясь ко мне, сказал «ну-ус» с вопросительной интонацией. Он хотел знать о самочувствии, о возможном возвращении памяти и прочее. Но ответить я не успела: покраснев и раздувшись, как индюк, выступила Серафима:

– Видать, того, что было, и вспоминать неохота.

– А вам, Серафима Иванна, предписано было принимать горячительное не внутренне, а наружно, как растирание, и не гневаться, а то достукаетесь до удара, – строго сказал доктор. – А еще я рекомендовал бы вам выпустить две глубокие тарелки крови. Прислать оператора?

– Я от этого только слабею, – умирающим голосом сообщила мегера, и только тут я заметила, что она пьяненькая.

– Не преувеличивайте. Вы бодры и неукротимы, как Робеспьер, – сказал доктор со смешком.

– А у вас ничего нового. Все лечебные средства – пиявицы да кровь пустить.

– А теперь преуменьшаете, дражайшая Серафима Иванна. Пиявицами мои средства не ограничиваются. А меркурий? А хина? Сера? Алтейный корень с селитрой? Все болезни побеждают! – Доктор отвесил шутовской поклон, а старуха метнула в него уничтожающий взгляд и демонстративно вышла из комнаты.

Что-то симпатичное было в докторе Нусе. Насмешливый оптимизм, вот что. Невысокий, глаза блестят, а на щеках играет юношеский румянец. От волос остался полумесяц, окаймляющий обширную лысину сзади. Здесь он волосы стриг, а с боков, отращивал и зачесывал справа – налево и слева – направо, чтобы лысину прикрывали. Чем-то он их прилеплял, может, глицерином, может, сахарной водой. Ко всему тому, это произведение парикмахерского искусства и бачки он красил в рыжеватый цвет, сквозь который седина все равно пробивалась.

Я уже знала, что доктор Нус настолько уважает пиявок, что даже пишет о них научный труд. В своем саквояжике он носил баночку с пиявками, и в доме Зинаиды повсюду были расставлены банки, где они плавали, изящно изгибаясь, или дремали, присосавшись к стеклу и переваривая то, что высосали. А переваривать или «отдыхать» кровососы должны были не менее трех месяцев. Вообще же они могли обходиться без пищи полтора-два года.

– Они понимают хороших людей. Подойдите, поднесите к стеклу палец, – напутствовал меня доктор. – Видите, как они рвутся к вам, как радуются! Вы видите?! Я же не шутейно, я на полном серьезе. Они не станут устремляться к плохому человеку.

– Кушать хотят, а у хорошего человека и кровь слаще. Не то что у некоторых… – сказала Наталья, принесшая самовар.

Серафима как ни в чем не бывало разливала чай. К чаю Марфа подала свежие ватрушки и варенье. А после чая доктор показал «Полицейские ведомости» с объявлением обо мне. Оно чрезвычайно меня насмешило.

«Найдена женщина неизвестного звания в машкерадном костюме, со следами удушения на шее и ударом головы, также было украдено жемчужное ожерелье. Ничего о себе не помнит и не может сказать. На вид лет 30-ти, волосы темно-русые, глаза серые, нос правильный, рот прямой. Если кто знает что-нибудь о пропавшей, сообщить в Коломну…» и т. д.

Особую курьезность объявлению придавало то, что я оказалась рядом с пропавшими собаками.

«Сбежал со двора кобель породы водолаза с зеленым лайковым ошейником. Кличка ему Милорд. Кто доставит оную собаку тому будет дано вознаграждение 3 рубля серебром…»

«Потерялась сучка породы мышеловок, на голове шерсть беловатая, нижние зубы все на виду, кличка Куля. Кто приведет в Караванную…»

«Пропал старый пудель, наполовину выбритый, светло-рыжей шерсти, кличка Драгун. Нашедшего просят доставить во дворец Великого Князя Михаила Николаевича…»

Но все превзошла следующая потеря:

«Утеряно порт-моне, где медальон с волосами и деньги. Кто принесет в дом Розенфельда на Большую Морскую медальон с волосами, получит вознаграждение, а также порт-моне с деньгами может оставить себе…»

Никто не понял, что меня так развеселило, и не сопоставил меня с кобелями и сучками, а также с волосами в медальоне, то бишь локоном возлюбленной. Серафиму заинтересовали совсем другие объявления. О новых лекарственных средствах! В частности, о каком-то «Роб Лафекторе» – парижских подкрепляющих лепешках, которые лечат насморк, катар, золотуху, бледную немочь, биение сердца и английскую болезнь. В общем, лечат эти лепешки все, а изобретатель их получил медаль. Во избежание подделки «Роб Лафектора» покупателям советовали требовать ярлычки и печати, а также объясняли, как производить химическую пробу лекарства.

– Не злите меня, Серафима Иванна, этим бредом сивой кобылы, – говорил доктор с наигранной сердитостью, но было видно, что настроен он добродушно. – Тем более нет у вас ни золотухи, ни бледной немочи, ни даже английской болезни. Нет! Вы феноменально здоровый человек. Для вашего возраста… Если вы будете вести правильный образ жизни, проживете до Мафусаиловых лет.

Анельку больше волновал розовый зубной порошок, анисовая эссенция, ореховое благовонное масло, лавандовая вода и все подобное.