Шрифт:
– Ну что же, будем двигаться дальше. Ничего другого нам не остается.
– И как долго?
– Сегодня не получилось, схватим в другой раз.
– У нас вообще-то беда.
– Вы говорите о раненом? Не похоже, что он сильно пострадал.
– И тем не менее это так. Стрела очень уж нехорошая. Охотничья, с широченным наконечником, с зазубринами по краям. Так специально задумано, чтобы из раны не выпадала и зверь быстрее терял кровь.
– Рана туго перевязана, не потеряет.
– Не в том дело. Мясо ему до самой кости развалило, и что самое скверное – задело сухожилие. Он не сможет идти, так что нам придется его нести. С такой дорогой быстро тащить носилки не получится, мы будем двигаться гораздо медленнее.
– Никаких носилок. Бартолло останется здесь.
– Как так?!
– Оставим ему еды, пойдем дальше, поймаем мальчишку, после чего вернемся за ним.
– Здесь нет воды.
– Внизу, похоже, протекает ручей. Оставим его на берегу.
– Да вы будто спятили. Простите, конечно, за резкие слова, но так оно и есть. Один в этом лесу он долго не протянет.
– Он не умрет от жажды и голода.
– Звери порвут.
– У него останется оружие. Неужели Бартолло не сладит с каким-нибудь медведем?
Патавилетти провел рукой перед собой:
– В этом лесу могут оказаться твари, которые в зубах ковыряются матерыми медведями. Сами разве не видите, каково здесь?
– Да пусть здесь даже древние демоны кишмя кишат, нам придется его оставить. Вы прекрасно понимаете, что лишняя обуза нам сейчас ни к чему. Мы и без нее не можем поймать мальчишку, а с ней шансов станет еще меньше. К тому же это приказ. Или вы позабыли, кто здесь командует?
– Не забыл. Но должен сказать вам прямо, ребятам такой приказ не понравится. Народ у меня надежный, ни разу не подводил, но даже их недолго довести до бунта, если такое сделать. Бартолло ведь им не чужой. Да и достал уже всех этот бег. Сильно достал. Кажется, что он никогда не закончится. Кому охота забираться все дальше и дальше в глубь Такалиды? Многие косо поглядывают и перешептываются, это плохая примета. А вы взамен лишь раздаете обещания, в которые никто не верит.
– Ты о чем это?
– Я о том, что вы говорили, будто нас щедро вознаградит сам император.
– И что же не так в моих словах?
– Ребята думают, что императору нет дела до таких, как мы. И до амулетов этих тоже. Ведь всякий знает, что войны выигрывают не маги, а тяжелая пехота.
Мексарош растянул губы в улыбке замороженной змеи:
– Значит, так? Они не верят в благодарность императора и ценность амулетов?
– Мои ребята – люди простые. Не верят.
Маг обернулся и громко, чтобы слышали все, заявил:
– Подойдите, я хочу кое-что рассказать. Это должны знать все. – Дождавшись, когда воины подтянутся, он продолжил: – До меня дошли слухи, будто вы не очень-то поверили в интерес императора к амулетам мертвого лэрда. Это так?
Никто не отважился ответить в глаза, и потому маг сделал это сам:
– Вижу, что так. Сейчас я легко докажу вам обратное. Задумайтесь вот над чем, дело вовсе не в амулетах, ведь когда нас послали на берег проклятой земли, о них никто не знал. Тогда почему мы оказались здесь? Я отвечу, но придется вспомнить весьма отдаленные события. Восемнадцать лет назад наш император сел на трон, думаю, вы помните, как тогда все проходило. И помните, что имелись претенденты с, скажем так, несколько большими правами, чем у него. Это двоюродные брат и сестра – Сеним и Дайри, законнорожденные дети Галаэддира, младшего брата Шэддара, предпоследнего нашего императора, да покойся он с миром. Того самого, кто так неосторожно повел себя на охоте, сломав шею при падении с лошади.
Некоторые из вояк при последних словах ухмыльнулись, а Даскотелли донельзя наглым тоном выразил сомнение в описанной картине:
– Как-то странно он с лошади упал, прямиком на пару кинжалов.
– Неважно, как он умер. Важно то, что ни Сеним, ни Дайри не смогли бы управлять империей. Слишком слабы, изнеженны, нерешительны, вопросы управления государством заботили их менее всего. Держать таких в заточении – не выход. Рано или поздно могли найтись те, кто начал бы использовать их в своих целях. Империя превыше всего, и ее правителям очень часто приходится принимать непростые решения ради ее сохранения. Сеним и Дайри должны были умереть – это лучший выход. С Сенимом так и получилось, с Дайри – нет. Гвардейцы убили ее мужа, но его побратим в последний момент ее отбил, после чего они скрылись. Как вы, должно быть, помните, их тщательно искали, но безуспешно. Оба будто сгинули. Следы Дайри так и не отыскались, зато на Ханнхольде удалось кое-что узнать о лэрде Далсере. Единственная ниточка к принцессе. Именно за ним нас сюда и прислали. Император хотел узнать судьбу принцессы Дайри.
Бартолло, кусая губы от боли, терзающей простреленную ногу, нервным голосом выдал:
– Я слышал, будто перед смертью лэрд рассказал, что Дайри померла. Получается, мы узнали то, что надо императору, и могли вернуться, а не тащиться за мальчишкой. Пусть бы его сожрали демоны.
Маг медленно покачал головой:
– Мы узнали далеко не все. Я бы даже сказал, лишь маленькую часть интересной картинки. Слишком маленькую, чтобы император счел нашу миссию успешной.
– Что ему еще нужно?!
– Император должен знать абсолютно все.
– Все никто знать не может.
– Подвергаешь сомнению способности императора? Впрочем, ты прав, он действительно не может знать все. Но ему достаточно знать то, что он обязан знать. А он не знает, для того и прислал нас.
– Возможно, мальчишка и не слышал никогда о принцессе.
– Не в этом дело. Он важен сам по себе. Дирт куда важнее принцессы.
– Как это? – удивился Патавилетти.
– А вы попробуйте подумать головой, мне это нередко помогало. Я ведь знаю не больше вашего, но мы совершенно по-разному распоряжаемся полученными знаниями. Давайте вернемся к некоторым моментам давней истории, не забывая о том, что узнали от Далсера. Итак, для императора немало лет сохранялась угроза. Принцесса пропала, никаких следов ее найти не удалось до тех пор, пока Далсер не рассказал о ее смерти. Казалось бы, Дайри умерла, и опасных претендентов на Священный трон больше не осталось. Но это лишь на первый взгляд. Давайте вспомним, что именно мы узнали на Ханнхольде. А мы узнали, что приблизительно шестнадцать лет назад там появились мужчина и маленький ребенок. Лэрд Далсер и Дирт. Первый от всех скрывал свое настоящее имя, что неудивительно, и о происхождении мальчишки не распространялся. А вот это странно. Далсер некогда был моим близким товарищем, можно сказать, почти другом. Я прекрасно помню его привычки, и среди них не числилась любовь любого рода к детям всех возрастов. И тем не менее он, прячась от всего мира, таскался чуть ли не с младенцем. Мало того, воспитывал его, как это принято у аристократов, всячески подчеркивая его благородное происхождение. Можно, конечно, предположить, что Дирт – его внебрачный сын, но, зная привычки Далсера, я очень сильно в этом сомневаюсь. Он был почти равнодушен к женскому полу и куда более охоч до старых пыльных книг. Немало дорогого пергамента перевел своими записями и чертежами конструктов. А если ему все же доводилось иметь дела с женщинами, тщательно заботился, чтобы дело не обернулось рождением бастарда. Да и дмарты говорят, что внешне Дирт ничем не похож на Далсера и тот никогда не называл его сыном. В таком случае откуда взялся этот ребенок? Почему лэрд Далсер так с ним носился? Вам не кажется все это странным? Подозрительно странным…