Скрипя, наша кабина притормозила на третьем, где у дверей тоже кучковались люди. Числом поменьше и не такие наглые, как капитан Лаптев. Трое незнакомых амбалов неопределенного звания попытались, впрочем, прибиться к нашей тесной компании.

— Лифт перегружен, — сварливо осадил их Егоршин. — По инструкции больше семи человек не положено. Если невтерпеж, идите пешком.

Повинуясь кнопке «ход», наша кабина дернулась и медленно отправилась дальше вверх без лишних попутчиков. Подъемному механизму и с нами-то было тяжко, впору забастовать. Даже во времена своей молодости, при товарище Семичастном, здешний лифт, наверное, так не надрывался.

— Дурдом, — повторил Егоршин. Стоящий рядом майор-аналитик с шестого этажа строго зыркнул на старлея и, видимо, взял его на заметку. Чисто инстинктивно, по привычке: пятое управление у нас давно ликвидировали, а условные рефлексы остались. Не пропадать же добру.

Я снова стал настраиваться на беседу с шефом, раздумывая о причинах предстоящего разноса. Только вчера он разговаривал со мною довольно мирно, и за один день я не успел ничего натворить. Даже напротив. Дело Фрэнсиса Дрекка? Благополучно завершено, материалы переданы англичанам. Пусть сами его теперь ловят в нейтральных водах. Дело Данилова по кличке Заточник? На последней стадии: эксперты уже проверяют два его последних ножа-«заточки». Алмазный принц Хатанга? Взят с поличным в Шереметьево-2, и почти настоящий диппаспорт не помог. То есть он помог бы, если бы его высочеству не вкрутили очки: бедняга перепутал надписи на дверях, рванулся к самолету через депутатский зал, где и натолкнулся на делегацию Госдумы. Естественно, драка. Нашим депутатам дай только помахать кулаками. Пока их разнимали, раскрылся Хатангин чемоданчик... Очень грамотно сработала таможня, на удивление. В докладе, который я вез Голубеву, это подчеркивалось особо. Давно пора заинтересовать их материально. Раз уж зеленые фуражки привыкли брать добро, пусть делают это по закону и под нашим контролем...

Тут я вспомнил о главном. О деле, которому в докладе посвящен был лишь один абзац.

О «Мстителе», черт бы его побрал.

Настроение мое резко ухудшилось. Вот вам и основание для разноса, капитан Лаптев, сказал себе я. Прошло уже больше суток, а у меня по «Мстителю» — только пара крошечных зацепок. Фактура бумаги, над которой обещал поколдовать Сережа Некрасов. Штамп на конверте, который до сих пор изучают почтовики. Плюс кое-какие идейки, требующие отдельной консультации у графолога. Мизер по сравнению с возможными последствиями, не спорю. Но и Голубев не должен требовать результатов так быстро. Хочет быстроты, пусть дает мне в помощь бывших эсбэшников. В чем в чем, но хоть в безопасности Президента они обязаны разбираться. Зачем-то ведь держали такую ораву на хороших окладах!

С этими мыслями я и вошел в голубевскую приемную. Секретарша Сонечка Владимировна, по обыкновению, сидела за компьютером и полировала ногти. Раньше она занималась этим за «пентиумом», а теперь, после укрупнения нашей конторы, ей поставили «Пауэр-Макинтош».

— Ждет тебя, Макс, — произнесла она, с сожалением прерывая свой маникюр. Что у нас на Лубянке всегда будет в идеальном порядке, так это ногти секретарши генерала Голубева.

— Настроение? — полушепотом осведомился я.

Сонечка Владимировна ответила мне без слов: жестом римских патрициев, призывающих добить раненого гладиатора. Это означало «сердит».

Когда я вошел в кабинет шефа, Голубев с угрюмым видом перебирал коллекцию сувенирных зажигалок, расставляя их то так, то эдак. Были здесь зажигалки в виде Триумфальной арки, Колизея, Биг-Бена, статуи Свободы, египетской пирамиды — все подарки зарубежных коллег. Для полного счастья не хватало, пожалуй, такого же сувенира в виде главной мечети города Багдада. После войны в заливе иракские чекисты перестали быть нашими добрыми друзьями, а после свержения Саддама им вообще стало не до подарков, и шеф искренне жалел, что не успел обзавестись подобным сувениром вовремя. При этом любовь к зажигалкам сочеталась у Голубева с равнодушием к изысканному табаку; он покуривал допотопное «Золотое руно». Вот и сейчас кабинет был наполнен сладковатым мятным дымом.

— Здравия желаю, — сказал я, подходя к столу. — Вызывали?

— Вызывал, — неприветливо обронил Голубев. Его лысина окружена была легкой табачной дымкой, как нимбом. — Еще двадцать минут назад. Я смотрю, ты не поторопился.

— Задержался внизу, — покаялся я, выставляя перед собой папку с докладом, как гладиаторский щит. — Был в буфете, а по пути сюда попал в пробку... Возле лифта, — на всякий случай уточнил я. — Теперь ведь у нас не протолкнешься...

Произнося эти слова, я перевалил свою вину за опоздание на плечи главы государства. А заодно и Голубева.

Идея слить президентскую Службу безопасности с нашей конторой на Лубянке исходила лично от Президента и по пути в народ обросла множеством убедительнейших объяснений. Однако никто не сомневался: главной причиной стала отставка Сухарева, бывшего начальника СБ. Склонность Президента к развязыванию узлов по методу Македонского была общеизвестна. Когда надоел госсекретарь, упразднилась его должность. Когда поднял ералаш усатый вице, в России исчезло вице-президентство как таковое. Когда зашевелились олигархи, Президент разогнал их профсоюз, а половину общака забрал в бюджет. Ведомству Сухарева также пришлось разделить судьбу своего начальника. У нас в ФСБ ходило несколько версий о подлинных причинах его быстрого изгнания «по состоянию здоровья, в связи с тяжелым расстройством нервной системы». В быстрое помешательство главохранника мало кто верил; все копали глубже. Одни шепотом намекали на внезапную нелояльность самого Сухарева, проявившуюся в некоем интервью некой французской телекомпании. Другие во всем видели тонкую интригу нашего генерала Голубева, всегда мечтавшего прибрать к рукам сухаревскую службу. Третьи поговаривали, что-де интрига была, но шла не с Лубянки, а откуда-то изнутри СБ, и главной шестеренкой являлся один из Сухаревских замов. Так или иначе вопрос о снятии главного президентского телохранителя решился в кратчайшие сроки. А месяца через два была ликвидирована и СБ. Голубев стал главчекистом и главохранником в одном лице, на нас же свалились эсбэшные кадры и обязанности по обеспечению безопасности Президента. И так всегда; генералам — лишние звезды, их подчиненным — головная боль. Русская народная забава «Вершки энд корьешки».

— Ты это прекрати, — буркнул шеф, делая вид, будто не понял моих тонких намеков. — В пробку попал, видишь ли... Почему же я никогда не опаздываю?

Потому что у вас собственный лифт, хотел сказать я генералу — и сказал. Про себя, конечно.

Посчитав, что беседа о дисциплине завершена, Голубев оторвался от коллекции зажигалок, протянул руку и взял мою папку с докладом. С одним-единственным абзацем по делу «Мстителя» в том числе. Я уже приготовился оправдываться, однако разговор вдруг принял неожиданный оборот.