— Попытаюсь. Но есть и другие способы.

— Расскажите, — немедленно заинтересовалась она.

— Почему бы нам не пойти в табор, тот, что на опушке леса? Они могут что-то знать и, возможно, приезжают сюда много веков. Раньше они останавливались у Фоксхолл-лейн, но чертов Джон Фаррел переместил их на другую сторону леса, прямо к большой дороге.

— Вы их знаете?

— Конечно. Часто встречал, когда бродил по лесу.

— Прекрасно! Когда мы можем пойти?

— Сегодня же, если хотите. — Юэн зевнул. — Позволите сначала принять душ и выпить чашку кофе?

— А как насчет Саммер?

Они дружно уставились на девочку, которая увлеченно разговаривала с совами.

— Она может пойти. Почему нет?

— Не знаю… — нерешительно протянула Джуд. Она боялась за племянницу. — О, почему бы нет?

«Если они друзья Юэна, все будет в порядке», — успокоилась Джуд.

На опушке леса стояли только три дома на колесах. Не разрисованные кибитки, как у Юэна. Рядом были припаркованы машины, которые использовались как тягловая сила. Пожилая женщина развешивала белье на протянутой между двумя домиками веревке. Она наблюдала за приближением чужака, но, узнав Юэна, кивнула и постучала в ближайший дом.

— Барни! — крикнула она, добавив что-то на своем языке.

Из дома выглянул смуглый стройный мужчина лет тридцати пяти — сорока, в куртке поверх футболки и джинсов. Юэн объяснил, что познакомился с Барни в прошлый раз, когда цыгане приезжали в эти места. Стив Ганн обычно давал ему работу, и Юэн, увидев, как он сколачивает курятники, попросил его сделать несколько клеток.

— Юэн! — воскликнул мужчина, сверкнув белозубой улыбкой. — Рад тебя видеть! Привел свою семью? — с веселым недоумением спросил он.

— Нет, — рассмеялся Юэн. — Но очень хочу этого.

— Мы друзья Юэна. Я Джуд. — Она выступила вперед и протянула руку. — А это моя племянница Саммер.

Но Саммер жалась к Джуд и застенчиво поглядывала на Барни. Потом дернула Джуд за блузку, и та нагнулась к ней.

— Саммер желает побольше узнать о домиках на колесах, — торжественно объявила она. — Похоже, девочка ожидала увидеть нечто более красочное и, конечно, лошадей.

— Как у Юэна, — набралась храбрости заговорить Саммер.

— Вот оно что, — с сожалением протянул Барни. — Кибитка Юэна просто чудо. Лайза… — он показал на женщину, которая развесила белье и подошла к ним, — в детстве жила в кибитке, но за этими куда легче присматривать. Верно, Лайза? И лошадкам было тяжело. Слишком оживленное движение на дорогах, и пастись негде. Дети любили лошадей. Жаль, что моих двоих еще нет дома, они бы поиграли с Саммер.

— Они в школе? — спросила та, растеряв застенчивость.

— Да, в школе Старбро. Ты тоже туда ходишь?

Саммер покачала головой.

— Саммер и ее мать живут в нескольких милях отсюда, в Фелбартоне, — пояснила Джуд. — Но очень интересно, что ваши дети учатся в Старбро.

Она взглянула на Юэна, тот ободряюще кивнул.

— Юэн говорит, ваша семья приезжала сюда много лет. Может, вы слышали о девочке… теперь она очень старая дама, если жива… и она знала мою бабушку, когда та ходила в школу Старбро в тридцатых годах. Ее зовут Тэмсин Ловалл.

Барни с сомнением покачал головой и заговорил с Лайзой на смеси английского и незнакомого грубого языка. Может, Лайза — его бабушка? Но сколько ей лет? Кожа сморщенная, как изюм, а сама она достаточно бодрая.

Старуха медленно кивнула и обернулась к Джуд.

— Я знаю одну Ловалл, но это не ваша Тэмсин. Сестра моего отца. Ее муж был Ловалл, Тед Ловалл. — Она добавила что-то непонятное.

— В Старбро есть скамья с его именем, — сообщила Джуд.

— Правда? — удивился Юэн.

— Да, я видел, — кивнул Барни. — Наверное, его хорошо знали в округе, верно, Лайза?

— Думаю, так, — усмехнулась старуха. — Особенно в «Красном льве». В конце жизни он больше не кочевал и любил заработать пинту-другую своими историями.

— Много лет назад произошла какая-то ссора, — заметил Барни. — Кто-то из семьи, может быть, ваша Тэмсин, во время войны решил осесть. Тогда многие ушли на фронт, и можно было получить работу на местных предприятиях. Да и трудные времена наступили для цыган. В каждом чужаке, передвигающемся по стране, подозревали шпиона. Многие тогда говорили резкие слова о предательстве семьи и цыганских традиций. Мне вот нравится эта жизнь, но я понимаю тех, кто сдался. Кочевать нелегко, кто-то не выдерживает.