— Это правда. Мы поженились еще перед войной в Москве. Эту нашу семейную тайну, и не только семейную, — многозначительно добавил он, — знать будешь только ты один. Мы знаем о тебе достаточно, чтобы доверять. Но об этом потом... Итак, я прибыл в Москву в 1938 году из Штатов для работы в нашем американском посольстве. Вскоре познакомился с Анной. Она приехала из Харькова на гастроли в Московский цирк. Мои родители эмигрировали в Америку еще до революции. Когда меня отозвали снова в Штаты, я забрал Анну с собой. У нас она стала выступать в довольно известной труппе варьете и скоро сделалась популярной. Разъезжала по стране и ее даже приглашали в Голливуд для участия в фильмах. У нее появилось много поклонников...

— И Алекс, конечно, стал меня ужасно ревновать, — заметила Анна, — из-за этого мы стали часто ссориться.

— А меня, — продолжал рассказ Алекс, — как раз преследовала полоса невезений. Я оставил государственную службу и занялся драматургией. Но и здесь мне вначале не везло. Я был не известен, и мои пьесы и сценарии никто не хотел ставить.

— Алекс очень болезненно переживал мою популярность, — продолжила рассказ Анна. — Если мы где-нибудь бывали вместе, то часто можно было слышать: «А это муж той самой Анны Ш.», что Алекса страшно бесило. Между нами росла отчужденность. Я привыкла чувствовать себя независимой. Сценический успех кружил голову... Мы оба были слишком горды и ни в чем не хотели уступать, хотя продолжали любить друг друга. Однажды я вернулась домой из гастрольной поездки и не нашла Алекса. В записке этот «герой» сообщал, что уехал надолго... И больше ни слова. Год спустя я прочла в журнале об успехе молодого сценариста. Писали об Алексе. Вскоре о нем заговорили как о талантливом драматурге. И вдруг он снова как сквозь землю провалился. Нигде о нем ни слова. Я пыталась узнать, что с ним, но безуспешно.

— Тогда я уже находился в Великобритании, — уточнил Алекс.

— А война в это время разгоралась все сильнее. Немцы захватывали советские города, подошли к Харькову. Я не могла оставаться безучастной и обратилась в военное ведомство с просьбой дать мне возможность чем-нибудь помочь моим землякам. Вот так через некоторое время я оказалась в Германии, а год назад была переведена сюда, в Вену. Здесь наша встреча произошла совершенно случайно. Я стояла на остановке. Подошел трамвай. На задней площадке я увидела Алекса. Сначала хотела броситься к нему, но сообразила, что не должна этого делать. Быстро перешла на другую сторону улицы, хотела идти дальше, но Алекс нагнал меня. Вот так мы и встретились вновь... Все остальное ты знаешь.

— Да, что и говорить, и любовь, и свадьбу вы разыграли натурально. Одно мне утешение, что не один я оказался одураченным.

— Не сердись, так нужно для дела. И потом мы разыграли только свадьбу. Любовь была и есть настоящая... Не так ли, Алекс?

— Ты, Вальдемар, вероятно, не ожидал такой откровенности, — перебил Анну Алекс. — Не подумай, что это легкомыслие. Нам кое-что известно о твоей работе в Эссене. Ведь вывод из строя военных заводов Круппа это в какой-то степени наша совместная работа. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, и, наверное, помнишь, как удачно мы там поработали...

— Такое забыть трудно. Там я потерял близкого друга, Эрнста, да вот и отметина на черепе...

— Что поделаешь, дорогой, война не бывает без жертв. И сам Бог велел нам действовать вместе, чтобы приблизить конец войны.

Итак, нас связывало общее дело. Я догадывался, что предложение о совместной работе не идет от них лично, и нужно было дать ответ.

Я понимал также, что осведомленность о моей эссенской деятельности ставила меня в некоторую зависимость от них. При этом Алекс, по моему мнению, преувеличивал мои заслуги. Лично я не считал свой вклад столь весомым, чтобы говорить о совместной работе. Ведь основную роль в уничтожении военной промышленности Рура сыграла союзная авиация. И хотя цель у нас была действительно общая, все же ряд обстоятельств нс давал мне права принять их предложение.

С Анной и Алексом я продолжал поддерживать дружеские отношения и помогал им, если представлялась такая возможность. Так, например, от военных, знакомых Элизабет, мне стало известно о дополнительных перебросках частей армии Власова на один из участков Атлантического оборонительного вала в связи с ожидаемой высадкой англо-американских войск. Об этом я тотчас же рассказал Алексу.

Позже выяснилось, что именно на этом участке, в день открытия Второго фронта 6 июня 1944 года, в предрассветном, но еще темном небе послышался звук моторов, а потом показались силуэты самолетов. У каждого на буксире было по два-три больших грузовых планера. Не долетая до зоны огня, планеры отцеплялись и продолжали самостоятельный бесшумный полет в глубину немецкой обороны. Затем на этом же участке был выброшен парашютный десант. Гитлеровцы решили, что это участок прорыва. Открыли ураганный огонь, обнаружили свою огневую систему, перебросили туда подкрепления с других участков. Потом только поняли, что десант состоял из бутафорских чучел. Но было уже поздно. Отвлекающий маневр удался. Высадка союзных войск на других участках шла полным ходом.

Вскоре после этих событий Анна и Алекс были переведены в другое место. О дальнейшей их судьбе мне, к сожалению, ничего не известно.

Спустя некоторое время прекратилась моя деловая связь и с Кеслерами.

Продвижение советских армий на Запад вело к уменьшению поступления сырья для кеслеровского производства. Одна за другой прекращали существование сырьевые базы в Польше, Румынии, Чехословакии.
–

Заводы простаивали. Кеслер с женой переехали в Зальцбург.

Элизабет несколько раз приезжала ненадолго в Вену. Но потом и эти встречи прекратились.

Излишне говорить о том, что отсутствие непосредственного контакта с нашим разведцентром лишало меня возможности работать по конкретным заданиям. С нетерпением я ждал обещанного еще в начале зимы прибытия связного. Но время шло, а он не появлялся.

Иногда на меня находила тоска. Никого не хотелось видеть, невмоготу было больше все время говорить по-немецки. Хотелось все бросить к чертям, крикнуть громко, по-русски, чтобы все слышали: «Да гори оно все голубым огнем!», — как тогда кто-то из раненых пленных под Харьковом, — и двинуть домой...