Дохлый медленно выбрался на свет божий. Выглядел он хуже некуда – голова обмотана какой-то тряпкой в бурых пятнах, лицо изжелта-зеленое, да и не мылся он, похоже, дней десять.

– Ну что, Дрюня, поедем домой? – спросила я.

Комаров-младший покосился на меня и подозрительно спросил:

– Это вас отец прислал?

– Еще чего! Да отец твой и не знает, куда ты подевался. Нет, я сама по себе.

Дрюня, кажется, немного успокоился. Надо же, великовозрастный оболтус боялся отца больше, чем меня.

– Ты бы матери позвонил, а то она переживает, где ее драгоценное чадо! – посоветовала я. Дрюня дико покосился на меня и ответил нагло, сквозь зубы:

– Успеется. А зачем я вам сдался? И как нашли-то? – он на минуту призадумался, потом горько проговорил: – Да тут и думать нечего – Анжелика, …, сдала.

– Побеседовать с тобой хочу. Только как бы тебе, голубь, помыться сначала? Я тебя такого в мою машинку не посажу.

– Баня – пятьсот рублей! – тут же встряла в разговор бабка.

– Идет, – вздохнула я. Придется разориться, а то четыре часа до города в замкнутом пространстве с этим «дитем подземелья» мне совсем ни к чему.

Бабка побежала переодеваться, и спустя пять минут уже появилась в выгоревшем ситцевом платье – очевидно, своей обычной одежде. Орден она бережно положила в шкатулку на комод. Когда старушка отправилась топить баню, я полюбопытствовала и заглянула туда. Оказалось, это была медаль «За доблестный труд». Я поспешно закрыла шкатулку с лаковыми красноармейцами на крышке. Дохлый, кривясь, наблюдал за мной. Похоже, парень еще не понял, чего от меня ждать, и потому не решил, как себя со мной следует вести.

– Готово! – объявила бабуся. – Давай еще пятьсот рублей, и я ему чистую одежду дам.

Я полезла за кошельком. Когда Дохлый побрел в сторону бани, я велела ему тщательно промыть чистой водой рану, а потом добавила:

– И не вздумай убегать через трубу, делать подкоп и все такое. Я за тобой наблюдаю, понял? У нас важный разговор, так что приведи себя в порядок.

Дрюня покосился на меня и, похоже, решил, что со мной лучше не шутить. Пока Дохлый мылся, я подошла к бабке:

– Скажите, а переночевать у вас можно?

Бабка только открыла рот, а я уже послушно лезла за кошельком. Похоже, любое телодвижение в этой деревне стоило пятьсот рублей…

Когда чистый Дрюня вернулся из баньки, я сидела за столом, ела вареную картошку и яйца вкрутую – остальное меню гостеприимной хозяйки меня как-то не вдохновило. Предпочитаю знать, из кого именно сделаны пирожки с мясом и сколько дней «вчерашним» щам.

– Присоединяйся! – гостеприимно предложила я. – Все оплачено!

Дрюня сел за стол и принялся лениво ковырять картошку. Аппетита у него явно не было.

Покончив с едой, я вымыла руки и достала из машины аптечку. Увидев чемоданчик с красным крестом, Дохлый попятился.

– Не бойся, я почти ничем не хуже врача! – успокоила я его. Кажется, парень мне не поверил. Но все же позволил усадить себя на стул и дал размотать тряпку. Да, ничего себе! На месте, где недавно было ухо парня, теперь красовалось слуховое отверстие, а от ушной раковины не осталось почти ничего – так, какие-то лохмотья. Вся эта красота уже начала подживать – все-таки прошло много времени с того дня, как Дрюня получил это ранение, но все же выглядела достаточно скверно.

Я включила настольную лампу и промыла рану. Дрюня морщился и шипел, но вел себя довольно мужественно, чего я от него никак не ожидала. Обычно наркоманы чувствительны к боли больше, чем юные девы, – при условии, что находятся не под кайфом. Я замотала голову парня чистым бинтом, потом на всякий случай вколола ему мощный антибиотик.

– Все. Жить будешь! – отрапортовала я, моя руки и складывая аптечку. – Ну что, лучше?

Дрюня прислушался к ощущениям и с удивлением несмело улыбнулся:

– Спасибо!

– Кто это тебя так? – поинтересовалась я. Парень сразу замкнулся – так сворачивается еж, почуяв врага. Да я и не ждала, что он ответит.

– Заметь, я не спрашиваю тебя ни «где это тебя», ни «когда это тебя», – продолжала я. – И так все знаю. Меня интересует только одно – кто? За этим я и приехала.

Дрюня молчал, отворачиваясь от света.

– Я готова заплатить тебе за эту информацию, и заплатить хорошо.

– Да не видел я, – тоскливо протянул Дохлый. Сразу ясно – врет, просто говорить не хочет.