Мой пейджер начал подавать сигналы во время утреннего совещания аппарата АНК. Пока председательствующий осуждающе смотрел на меня, я краем глаза посмотрел на сообщение, которого гласило: «Розенкранц вернулся». Здесь же был кодированный номер телефона.

Это послание означало, что у меня будет ещё более хаотичный день, чем я предполагал. Я с нетерпением ожидал этого послания, так как «Розенкранц» — шутливое обозначение двух симпатичных женщин с кодовыми именами «Роза» и «Келли», которым надо было как можно быстрее уехать из страны. Эти две молодые женщины были нашими сторонницами-иностранками и они предоставляли мне убежище в Дурбане. После моего отъезда в Лондон в июне мы решили больше не держать этот конспиративный дом и отпустить их домой, в Северную Америку, если они захотят уехать. Они спросили меня, можно ли им сначала проехаться по стране и принять решение после этого. Я согласился и объяснил, как связаться со мной. После арестов в Дурбане я переживал за их безопасность. Один из арестованных товарищей знал их, хотя и не знал их настоящих имён. Я попросил разрешения покинуть совещание — председательствующий отнёсся ещё более неодобрительно к моему странному поведению — и поспешил выйти из здания АНК в поисках непрослушиваемого телефона.

«Хэллоооу, — жизнерадостно ответила Роза из своей квартиры в Хилбрау. — Я думаю, что это наш дружок Джене-поющий ковбой». Она обожала розыгрыши. «Джене» было одним из моих кодовых имен, а шутка о поющем ковбое происходила из того, что я обожал популярную в 40-е годы песню Дене Отри «Не отгораживай меня». Я немедленно договорился о встрече с ней в тихом кафе.

Роза сидела за столом. Её голова с коротко остриженными волосами была склонёна над романом. Несмотря на холод, она была одета в красную майку с короткими рукавами, голубую юбку из джинсовой ткани и в сандалеты без каблука.

— Тебе здесь не холодно? — спросил я, садясь за её стол.

— Но ведь на улице солнце, — ответила она.

— Как Келли? — спросил я. — Поездка была интересной?

— О, да, конечно. Мы чудесно провели время. С Келли всё в порядке. Она в прачечной-автомате. Скажи мне, почему ты никогда раньше не направлял нас в Дракенсберг?

Роза было человеком, лёгким на подъем, и её страсть к вылазкам на природу была очень полезной для нас. Я вовлёк её в нашу деятельность в Лондоне и она работала на нас несколько лет, поставляя разведывательную информацию о пограничных районах. То, что она не могла сфотографировать, её спутница, Келли, которая была талантливой художницей, зарисовывала. Мы сделали тайник за задним сидением их машины и, как Роза выражалась, для них «было пустяком» ввозить оружие из соседних стран. Когда я обосновался в Лусаке, я обычно периодически встречался с ними в Ботсване или Свазиленде, чтобы услышать их сообщения и поставить задачи. Сейчас же я чувствовал, что полиция подбирается к ним, и с большим сожалением должен был отправить их.

Я вкратце рассказал ей об арестах в Дурбане, что, возможно, именно сейчас полиция идёт по их следам и что я хочу, чтобы они покинули страну в этот же вечер.

— Минутку, — сказала Роза, в голосе которой зазвучала нота презрения к опасности, — а почему арест г-на Адониса должен представлять опасность для нас?

Она давала клички каждому, предпочитая пользоваться ими вместо кодовых имен, а «Адонисом» был арестованный товарищ, который был очень красив.

— Хорошо, Роза, — сказал я, понимая, что мне нужно проявлять терпение, несмотря на чрезвычайные обстоятельства и на тот факт, что через час мне нужно было быть в Центральной тюрьме Претории. — Да, действительно, он не знает ваших настоящих имен, а вы можете быть гражданами Канады или США. И он, конечно, не предрасположен выдавать вас или кого-то ещё. Но, как я уже вам говорил, никогда нельзя исходить из того, что человека, попавшего в тюрьму, не заставят говорить или он не будет в той или иной форме сотрудничать с полицией.

Роза хотела прервать меня, но я сделал жест, чтобы остановить её:

— Подожди минуточку. Я подхожу к сути вопроса: наш друг Адонис знает, что вы уехали из дома в Дурбане. Если он будет вынужден что-то рассказать полиции — может быть для того, чтобы утаить более важную информацию — он может решить сообщить им этот адрес. Как только они доберутся до того дома, они, возможно, зацепятся за ваш след.

— Как! — запротестовала она. — Там же ничего не осталось.

— Ваша машина, — ответил я. — Хозяйка дома, соседи… нужно исходить из того, что любой из них может вспомнить номер машины, что приведёт к…

— Что приведёт к Грейс, — прервала она меня с торжеством. — Хааа. Ты забыл о Грейс. У-у-упи-и. Мы чисты.

— Извини, Роза. Я не забыл о Грейс…

Грейс, ещё одна американка, работала с ней за пару лет до этого, перед Келли, и машина была куплена на её имя. Они жили тогда в Йоханнесбурге.

Я сказал:

— Грейс использовала твой йоханнесбургский адрес, когда регистрировала машину. И, если тебе нужно напоминать об этом, хотя тот дом и был снят на её имя, но вы были в дружеских отношениях с вашими соседями, которые знали…

Здесь я остановился, чтобы усилить драматический эффект, потому что это было яблоком раздора между нами, и сейчас она должна была заплатить за это:

— Которые знали, — продолжил я, — что вы поступили в университет на театральные курсы.

Я остановился, чтобы дать ей должным образом усвоить смысл сказанного.

— Да, понятно, — коротко сказала она. — Они проверят в списках университета и обнаружат, что маленькая пожилая Роза на самом деле — «Мисс Мира». Итак, как ты думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы вычислить моё настоящее имя? — спросила она с элементом тревоги, появившимся в голосе.

— Адонис был арестован в прошлый четверг — пять дней назад, — ответил я. — У них была куча других вопросов, требовавших срочного внимания. Я не думаю, что ваш след был для них первоочередным — при всём его значении. Но мы не можем рисковать. Давай предположим, что в пятницу они доберутся до дурбанского дома. Если им повезёт, они немедленно найдут владельца — ты помнишь, как трудно было найти этого постоянно переезжающего человека. И если им по-прежнему будет везти, то он вспомнит номер машины. Но если даже это будет не он, то какой-нибудь ушлый сосед с хорошей памятью выложит всё на блюдечке, потому что, ты же понимаешь, у нас нет монополии на удачу.