— Синатла! Ты не спишь? — прошептал я.

— Да, — шепнул он. — Я думаю, что в комнате есть подпольный работник.

— Что-о? — спросил я.

И почувствовал облегчение, когда услышал его смех.

— Крыса, — ответил он, нащупывая рукой ботинок.

После того, как мы разделались с непрошеным гостем, я опять крепко заснул и проснулся от сигнала тревоги. Лающие звуки раздавались, казалось бы, издалека, и я был убеждён, что слышу их во сне. Мне снились Элеонора и Лондон. Не лаял ли это Рэгс, наша домашняя собака, пытаясь разбудить меня? Я почувствовал, как чья-то рука трясет меня, и услышал «тра-та-та» автоматной очереди поблизости. Я услышал хриплый голос, кричащий в отдалении, и затем ещё одну яростную автоматную очередь.

— Просыпайся! Просыпайся, — говорил мне Синатла. — На нас напали. Надо бежать в окопы.

Сейисо был уже на улице, громко командуя:

— Уходите в окопы. Все в окопы.

Синатла и я отчаянно разыскивали свои ботинки, которые мы пошвыряли в крысу. Я бросил безнадёжные попытки найти обувь и сжимая пистолет, последовал за ним в непроницаемую ночь. Скоро мы с остальными товарищами были в окопе, вглядываясь в темноту. Было два часа ночи. Кусты вокруг лагеря выглядели угрожающе и их с трудом можно было различить во мраке. Я нашёл на небе Южный Крест и понял, что мы смотрим на север.

Сейисо тихим голосом сообщил мне, что часовой на казарме увидел людей, пытающихся проникнуть в лагерь, и открыл по ним огонь. Остальные часовые поддержали его. Я подумал о бандитах из Заира, которые, должно быть, готовились к нападению, обругал себя за то, что не обул ботинки. Если нас разобьют, подумал я, и захватят в плен, то придётся идти босиком до самого Заира.

Мы сидели совершенно тихо в наших окопах. После внезапного пробуждения на нас опустилась тишина. Я почувствовал уверенность, что мы окажем достойное сопротивление. Противник, скорее всего, нападёт на рассвете.

Большинство товарищей были молодыми новобранцами. Подготовленных и вооружённых бойцов среди нас была лишь горстка. Казалось, что целая вечность прошла до того момента, когда начали пробиваться первые лучи солнца. По мере того, как темнота начала таять, я почувствовал напряжение, считая, что наступающий рассвет послужит сигналом для яростной атаки на наши позиции.

Проходили минуты и очень скоро над нами поднялся сверкающий рассвет. Побелённые здания нашего лагеря и сторожевая вышка выделялись вполне отчетливо. За ограждением по периметру лагеря стоял лес — унылый мазок серого цвета, превращающегося в сочный зелёный. За исключением пения птиц, начавших перекликаться, всё остальное было поразительно тихо. Я так настроился на предстоящую атаку, что никак не мог поверить, что противник так и не появился. Облегчение на лицах всех товарищей было очевидным.

Сейисо и группа вооружённых бойцов рискнула отправиться на разведку. Скоро прозвучал сигнал отбоя и всем было разрешено вернуться на свои обычные места.

Пока мы завтракали сладким чаем и сухим печеньем, из города прибыл грузовик, полный солдат ангольской армии вместе с группой крепких кубинцев в гражданской одежде. Кубинцы были сельскохозяйственными специалистами. Они услышали ночью звуки автоматного огня и прибыли узнать, что у нас случилось. Мы прошли с ними до ручья, но там было слишком много наших собственных следов, чтобы различить какие-то признаки нападения. Старший кубинец, который представился мне как Арнольдо и которого все звали «Хэфе» (что означало «Шеф»), пообещал дать нам взаймы нужное количество «Калашниковых» и гранат, пока мы не получим оружие, которое ожидали из Луанды.

Где-то ближе к середине дня Сейисо сообщил мне о том, что усиливается сомнение в том, было ли на самом деле нападение. Часовой, который открыл огонь, перед этим имел стычку с командиром. Он пытался избежать назначения в караул, ссылаясь на то, что был болен. Через десять минут после этого он открыл огонь. Он утверждал, что нападавшие пытались проникнуть в лагерь через северные ворота, где на ночь часовой не выставлялся. Он расстрелял все тридцать патронов.

— Мы решили начать расследование, — сказал Сейисо, — и хотим, чтобы ты подключился.

Имя подозреваемого было Джексон. Он был сильным, солидно выглядевшим человеком, который получил предварительную двухнедельную подготовку до прибытия основной группы новобранцев. В его внешности не было ничего, что указывало бы на какие-то низменные мотивы.

Он хладнокровно продемонстрировал, что случилось. Пост часового находился на балконе казармы. Это было длинное, продолговатое бетонное здание на северной стороне лагеря в пятидесяти метрах от того дома, где я спал.

— Я услышал шум вон там, — рассказал Джексон, указывая на ворота, которые вели к ручью и дальше к лесу. — Я увидел группу вооружённых людей, подкрадывающихся к воротам. Один занял позицию около ворот, а двое других вошли вовнутрь и начали двигаться к зданию штаба. В этот момент я открыл огонь.

Он поднял автомат, который был без патронов, и начал щелкать спусковым крючком, нацелившись на ворота.

— Я сделал шесть или семь выстрелов и затем спрыгнул вот так…

Продемонстрировав завидную физическую подготовленность, он спрыгнул с балкона, который находился в нескольких метрах над землей, перевернулся несколько раз на твёрдой почве и занял позицию для стрельбы лёжа.

— Отсюда я продолжал стрелять по двоим, направлявшимся к зданию штаба, по тому, который остался около ворот, и по группе, находившейся за ним. Я расстрелял весь магазин — 30 патронов. Остальные товарищи открыли огонь с балкона, и противник убежал.