Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли головы. Добряк резко спросил:

— — Откуда вы знаете?

— — Что знаю?

— — Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?

— — Догадался по пороховым отметинам на их телах — их приканчивали одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была переключена с автоматического боя на одиночный.

Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц продолжал:

— — После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он понимал, что, рано или поздно, я обязательно туда приду). Он спрятался в спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил. Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не поверил, что он сумел меня одолеть.

— — И он не испугался оставить нож? — недоверчиво спросил Добряк. — Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда бы он не имел ни одного шанса. — Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно закивали головами.

— — 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих пальцев — он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо, собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно — что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что справится со мной голыми руками … и, кстати, справился бы, если б мне под руку не подвернулся тот камень.

Скептик поднял голову.

— — Я должен предупредить вас, мой друг, — с лицемерной заботливостью сказал он, — что следов крови 24-го на камне не обнаружено — только мозги и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.

— — Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем, господин Следователь?

— — Конечно же, нет, подследственный. — снисходительно улыбнулся Скептик, — Я отлично знаю, что он был застрелен.

— — Так в чем же тогда дело? — на этот раз Франц решил настаивать на своем, — Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на камне.

— — Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, — сказал Скептик с напускным сожалением, — что даже самые незначительные детали вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.

Отвечать на это Франц не стал.

Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед ним.

Наконец, Добряк шевельнулся и спросил:

— — В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на описании действий 24-го …

— — Гипотетических действий 24-го. — поправил Скептик.

— — Хорошо, гипотетических. — Добряк откашлялся, — Однако, почти не уделили внимания его мотивам. Иными словами — зачем 24-ый все это сделал?

Франц опустил голову — он давно ждал этого вопроса, однако удовлетворительного ответа не имел.

— — Когда 24-ый на меня напал, он был стопроцентно безумен …

— — А до этого? — перебил Скептик, — Показался ли он вам безумным накануне событий, когда только появился в камере?

— — В камере я его видел около трех минут, — парировал Франц, — за это время диагностировать шизофрению не смог бы даже опытный психиатр.

— — Однако ж в кабинете вашего бывшего Наставника вы диагностировали ее и за более короткое время. — ехидно прокомментировал Скептик.

— — 24-ый в это время меня душил — это помогает. — в тон ему ответил Франц.

Скептик презрительно хмыкнул, но ничего не сказал.

— — Думаю, что 24-ый убил охранников, Наставника и остальных заключенных в припадке безумия, вызванном шоком от перехода с Первого Яруса на Второй и нападением на него урок. А потом решил свалить вину на меня. Если бы он меня задушил, то его версия выглядела бы единственно возможной. Она даже сейчас выглядит возможной, — Франц сделал паузу, — но, все же, не единственной. — Он помолчал секунду, а потом повторил, делая ударение на каждом слоге, — Не е-дин-ствен-ной.

— — Я принял бы этот аргумент, подследственный, — печально сказал Добряк, — если б версия ваша не базировалась на столь невероятном поведении 24-го. Это превращение из запуганной жертвы в маньяка-убийцу … А зачем он засунул труп первого охранника в стенной шкаф? Или, посудите сами, разве может убийца-шизофреник действовать с таким тонким расчетом, какой 24-ый проявил, как вы утверждаете, в вопросе ножа.

— — Шизофреник — это не обязательно идиот, господин Следователь. — возразил Франц, но Добряк лишь сокрушенно покачал головой.

— — А доказательства? Можете ли вы подкрепить вашу версию хоть одним вещественным доказательством?

Франц на мгновение задумался.

— — 24-ый мог оставить отпечатки своих пальцев в карцере или апартаментах Наставника. — Никаких отпечатков, кроме ваших, не обнаружено.

— — Тогда проверьте группы крови в лужах на полу возле карцера, господин Следователь, — они должны соответствовать крови 12-го и 16-го — а значит, те были убиты в коридоре, а не карцере.

— — А что, это идея … — заинтересовался Добряк и стал рыться в бумагах на столе, — Точно! — Он повернулся к остальным двум следователям, — Смотрите протокол No 14: образцы 17а и 17б содержат кровь второй группы — то есть, той же, что и у заключенных 12/21/17/2 и 16/21/17/2 — смотрите образцы 24 и 25 в протоколах No 18 и 19, соответственно. — Он повернулся к Францу, — Что ж, это несколько меняет дело …