– Возможно ли, чтобы негры разработали столь сложный план?

У меня сердце оборвалось. Я вполне могла себе это представить. Не саму резню – такого мое сердце постичь не способно. В Чарльстоне рабов больше, чем белых, и почему бы им не составить план освобождения? Для успеха он должен быть тщательно продуманным и дерзким. И обязательно жестоким.

Я в раздумье сложила ладони перед грудью, словно молилась:

– …Боже милосердный.

– Нельзя же воспринимать это всерьез, – одернула меня Нина. – В Эджфилде происходило подобное, помните? Белые поверили, что их поубивают ночью в постели. Поднялась настоящая истерия.

– Что стоит за всем этим? Откуда пошли слухи?

– Началось с домашнего раба полковника Джона Приоло. Очевидно, он услышал новость о бунте на верфях и сообщил полковнику, а тот обратился к властям. Стража нашла источник слухов – раба по имени Уильям Пол, известного болтуна. Беднягу арестовали и отправили в работный дом. – Умолкнув, Нина поежилась. – Страшно представить, что они с ним сделали.

Мать постучала тростью по полу:

– Мэр-интендант закрыл это дело. Губернатор Беннетт закрыл дело. Не желаю больше говорить об этом. Будь осторожна, Сара, ты сидишь на пороховой бочке.

Мне очень хотелось отбросить возможность мятежа, но на душе было неспокойно.

На следующее утро я разыскала Подарочка на ступенях кухонного корпуса. Она сидела рядом с Гудисом, с иголкой в руках и латунным наперстком на указательном пальце, и подрубала, кажется, фартук. Они хихикали и любовно пихались, но, увидев меня, притихли.

Гудис вскочил, комбинезон его перекосился. Я немного нервничала перед встречей с Подарочком и не придумала ничего лучше, чем указать на место оторванной пуговицы.

– Тебе придется попросить Подарочка, чтобы пришила, – сказала я и сразу же пожалела о сказанном.

Фраза прозвучала снисходительно, а я хотела дружеской встречи.

– Да, мэм, – кивнул он и, взглянув на Подарочка, ушел.

Наклонившись, я обняла ее за плечи. В ответ она похлопала меня по спине:

– Нина сказала, что ты приедешь. Теперь останешься надолго?

– Может быть. – Я села рядом с ней. – Посмотрим.

– Знаешь, на твоем месте я уплыла бы обратно.

Я улыбнулась. Карниз отбрасывал на нас полоску темно-голубой тени. Я поймала себя на том, что глазею на изуродованную вывернутую ступню Подарочка, на плавные движения ее рук, на согнутую над работой спину. Меня пронзило знакомое чувство вины.

Я забросала ее вопросами. Как обращалась с ней моя мать после моего отъезда? Как продержались другие рабы? Спросила, какие у нее отношения с Гудисом. Она показала мне шрам на лбу, называя его рукоделием моей матери. Сказала, что зрение Тетки очень ухудшилось и готовкой занимается в основном Фиби и что Сейб в подметки не годится Томфри, а Минта, добрая душа, принимает на себя основной удар «господской злобы». На вопрос о Гудисе Подарочек лишь ухмыльнулась, тем самым выдав себя.

– Что ты знаешь о слухах по поводу мятежа рабов? – наконец спросила я.

Ее рука на мгновение остановилась.

– Почему бы тебе не рассказать, что знаешь об этом ты?

Я повторила ей то, что поведала мне Нина о рабе Уильяме Поле и его словах о мятеже.

– Власти говорят, что это неправда, – добавила я.

Подарочек положила фартук:

– Да? Не верят, значит?

Ее лицо осветилось надеждой, и я подумала не только о реальной возможности бунта, но и о том, что Подарочек немало о нем знает.

– Даже если власти поверят в существование такого плана, все равно будут его отрицать. – Я постаралась внушить ей мысль об опасности мятежа. – Сомневаюсь, что они публично это признают. Не захотят создавать панику. Но, уверяю тебя, если у них будет хотя бы малейшее доказательство бунта, они ответят.

Она взялась за иголку с ниткой, и вновь наступила гнетущая тишина. Я наблюдала, как ее рука движется вверх-вниз, смотрела на сверкание наперстка и вспоминала нас – маленьких девочек на крыше, ее рассказ о настоящем латунном наперстке. Об этом самом, подумала я. И словно наяву увидела, как она лежит на крыше, прищурившись на небо и облака, с чайной чашкой на животе. Карман ее платья набит перьями, концы которых высовываются наружу. Там мы поделились друг с другом всеми секретами. Никогда прежде мы так близко не подходили к равенству. Я попыталась удержать картинку в сознании, но она исчезла.

Я больше не ждала от нее доверия. Теперь она будет хранить свои секреты.

В воскресенье мы с Ниной отправились пешком в небольшой молельный дом квакеров, расположенный на другом конце города. Мы шли, держась за руки, и она рассказывала о письмах, которые сыпались несколько недель после моего отъезда и в которых люди спрашивали о моем здоровье. Я уже забыла об истории с чахоткой, выдуманной матерью, и мы с Ниной смеялись над ней всю дорогу по Сосайети-стрит.