Сейчас королю и его элдорменам грозил лютый враг в лице Вилобородого, хотя они пока еще и не понимали масштаба своих неприятностей. Этельстан не верил в то, что они смогут победить в противостоянии с датским королем. Также была велика вероятность того, что один или более из них тайно поддерживают Свена. Догадывается ли об этом его отец?

Конечно, догадывается. Его отец подозревает всех и каждого.

После череды бесконечных молитв вестовой из Дорчестера встал перед советниками и сообщил свои новости. Их было чрезвычайно мало. Город подвергся нападению и был подожжен. Неприятель ударил ночью, и курьер не имел представления ни о том, кто его возглавлял, ни о том, какова возможная численность вражеской армии. За этим сообщением последовал спор, двинутся ли пираты от Дорчестера в глубь страны или вернутся на свои корабли-драконы и высадятся далее на побережье.

Этельстан знаком приказал вновь наполнить его кубок.

Следующий спор касался численности войск, которые следовало собрать. Затем стали обсуждать, кто должен возглавить армию, после чего принялись препираться о том, какие графства должны выставить воинов.

Спустя три часа Этельстан уже осушил пять кубков, и совет пришел к важному итогу: сегодня они не смогут ничего решить. Король заявил, что у них еще будет достаточно времени, чтобы решить, какие следует предпринять меры, когда пираты сделают свой следующий шаг.

Этельстан тоже подвел итог. Он решил, что напился допьяна и что его это вполне устраивает. Это давало ему основание отмахнуться от расспросов его братьев и избежать разговора с Эльфхельмом. Ни на кого не обращая внимания, он, пошатываясь, направился к свои покои. Добравшись наконец до своей комнаты, он повалился на кровать не раздеваясь.

Всю ночь его тревожил сон, в котором Эмма стояла посреди разрушенных, обугленных пожаром городских стен.

Пока королевский совет заседал в тронном зале, в женской половине Эмма со своей свитой поужинала в молчании. Уныние, которое принесли с собой с юга путники, казалось, накрыло комнату гнетущим туманом, не было привычной суматохи, которая всегда сопровождает прибытие после долгого пути. Оглядываясь, Эмма отметила, что и распаковывать особенно нечего. Украшения, платье, мебель — все осталось там. Но не это было самым грустным. Ее сердце сжималось при мысли о тех, кто принял смерть от рук пиратов Свена, и о тех многих, кто пропал без вести. «Не может быть, что они все мертвы», — старалась она себя убедить. Кто-то из них смог сбежать, кто-то — спрятаться, кто-то — купить себе жизнь.

Она подозвала к себе служанку с кухни, которая, возможно, что-то знала.

— Есть какие-нибудь вести из Эксетера, Эбба? — спросила королева.

— О да, миледи! — ответила Эбба, и ее красное широкое лицо светилось от сознания собственной важности. — Весь Эксетер сгорел дотла, все его жители мертвы. Дорчестер также сожжен, и только Божьей милостью нас не зарубили в наших кроватях. Отшельник, что проповедует у Олд-Минстерского собора сказал, что викинги убьют нас всех, что это Божья…

Подняв руку, Эмма заставила ее замолчать, ругая себя, поскольку от болтовни кухарки было больше вреда, чем пользы.

— Кто тебе сказал, что Дорчестер сожжен? — спросила она.

— Вечером с юга приехал вестовой с донесением для короля. Он пришел в кухню перекусить и выпить эля и сказал, что Дорчестер горит.

Эмма нахмурила лоб. Значит, Свен Вилобородый взял уже два города, оба хорошо защищенные толстыми стенами. Видимо, армия его велика. Хватит ли у него дерзости осадить Винчестер? Она боялась, что хватит, и, оглядевшись, поняла, что не только она этого боится. Она заметила, как дрожит кубок с вином в руке Уаймарк, и даже Маргот стала мертвенно бледной.

— Мы не должны впадать в отчаяние, — заявила королева.

Она также была напугана, но не думала, что Винчестер может быть разрушен. В это невозможно поверить.

— Несомненно, вскоре король поведет войско против захватчиков и отгонит их назад к кораблям.

А что будет с ней? Что, если король отошлет ее для ее собственной безопасности, скажем, в Хедингтон, к своим детям? Она сложила руки у себя на животе, где уже, возможно, жил ее ребенок. Ее проблема была незначительной в сравнении с чудовищностью угрозы, исходящей от армии викингов, но все же ей нужно определиться, что с ней делать. Уже прошла неделя с тех пор, как она была близка с Этельстаном, и у нее оставалось совсем немного времени, если она хочет, чтобы через девять месяцев ее ребенок был признан отпрыском Этельреда. Она должна найти возможность оказаться в постели короля.

Интересно, какая фаворитка сейчас спит с ним? И как Эмме ее вытеснить? Этельреду покажется странным, если она вдруг начнет страстно стремиться в его объятия, так что ей нужно проявить терпение. Время пока еще есть. Он сказал, что поговорит с ней утром. Когда он к ней придет, она должна быть покорной и уступчивой. Она должна утешить и отвлечь его от тягостных забот. Она должна заманить его в свою постель.

А может ли она представить, что на его месте другой?

Тут решительность Эммы немного остыла. Отец — не сын, и никогда им не станет. Однако что же ей остается делать? Она должна быть женой человеку, за которого вышла замуж, и не нужно забывать, что он король и ее судьба в его руках.

Следующие несколько часов среди женщин журчал разговор, словно вода в ручье, которая, коснувшись одной темы, словно речного камня, тут же текла к другой. Эмма обратила внимание, что только Уаймарк, погруженная в молчаливую печаль, не участвует в беседе. Никто не смог бы ничего сказать или сделать такого, что утешило бы ее, и Эмма опасалась, что утрата Хью — а она не сомневалась, что он либо мертв, либо пленен викингами, — еще долго будет тяжелым камнем давить на сердце Уаймарк. Она сопереживала своей подруге и снова задавалась вопросом: осталось ли в этом мире место для любви? Было уже очень поздно, когда вернулась Хильда с лордом Эльфхельмом, следующим за ней.