Шрифт:
Разве это справедливо?
Я, конечно, могла бы посочувствовать затруднительному, с точки зрения морали, положению офицера Милнера.
Он разрывался между жаждой славы и жаждой наличных. Оба варианта имели мощную привлекательность.
И когда Чарли Геррин потел от страха в своей машине, в офицере Милнере шла молчаливая борьба за принятие решения, безвозвратно изменяющего его жизнь.
В конечном счете, жадность пересилила служебный долг.
Или, выражаясь более снисходительно, офицер Милнер не удержался от непосредственной возможности обеспечить лучшую жизнь для своей семьи более скорым способом, чем арест.
— Я был уверен, что он просто ждет подкрепления, чтобы арестовать меня, — охотно делился Геррин. — Но нет, он вышел из машины, протянул мне водительское удостоверение и сделал предупреждение. Можете поверить? Какая удача! Он не заметил обувь и не узнал, кто я.
— На самом деле, — вздохнул Монк, — узнал.
— Тогда почему он не арестовал меня?
— На это было двести пятьдесят тысяч причин, — ответил босс.
23. Мистер Монк чувствует тошноту
Охранники не позволили Геррину забрать в камеру мои ботинки, но и я не могла заставить себя взять их. Я попросила охранника выбросить их в мусорный бак, а сама дошла до своей машины в носках.
Мы с Монком долго натирали руки дезинфицирующими салфетками, но пройдет еще немало времени, пока мы снова почувствуем себя чистыми.
На обратном пути в управление мы остановились у дешевого обувного магазина, где я купила за двадцать долларов пару кроссовок, чтобы проходить в них оставшуюся часть дня, хотя, судя по их неважнецкому качеству, меня одолевали сомнения, что они продержатся так долго.
Оттуда мы направились в офис Стоттлмайера, где изложили ему и Дишеру сведения, полученные от Геррина.
Стоттлмайер слушал, не перебивая, пока Монк не закончил речь, а потом приказал Дишеру принести вещи покойного офицера Милнера. Дишер направился за ними в комнату для улик.
— Хотите знать, что я не понимаю? — спросил Стоттлмайер.
— Что? — откликнулся Монк.
— Все! — бухнул Стоттлмайер. — Почему я смотрю на те же данные, что и ты, и не вижу ничего, а ты можешь догадаться, кто убийца и что он ел на завтрак?
— Это дар и проклятье, — вздохнул Монк.
— Спасибо, — буркнул Стоттлмайер.
— Я говорил о себе, — пояснил Монк. — Я вижу слишком много. Вы можете выйти на улицу и просто оценить, каков день. Я же вижу, как что-то не совпадает, и это не дает мне покоя.
— Это делает тебя чертовски хорошим детективом, — приободрил капитан.
— Но я теряю столько прекрасных дней…
Дишер вернулся с коробкой, полной пластиковых пакетов с вещами, которые были на офицере Милнере в день его смерти.
Капитан пошарил в коробке и вытащил пакет с блокнотом для штрафных квитанций. Он вскрыл пакет и начал искать нужную квитанцию. Много времени на это не ушло.
— Вот оно, — возвестил он. — Он не закончил выписывать штрафную квитанцию и не доложил о ней, вернувшись из патруля. Но здесь вся информация. Дата и время остановки транспортного средства. Марка машины, модель, номера, описание автомобиля, даже фамилия Геррина и адрес.
Стоттлмайер передал блокнот Монку, который мельком взглянул на квитанцию.
— Но у нас по-прежнему нет ничего, связывающего Грубера с убийством Милнера, — сказал Дишер. — Это лишь доказывает, что офицер Милнер встречался с Ножной Нечистью.
— Что еще за Ножная Нечисть? — поморщился Стоттлмайер.
— Чарльз Геррин, — пояснил Рэнди.
— Он — Золотоворотский Душитель, — отрезал капитан. — А не Ножная Нечисть.
— А я называю его так, сэр. И уверен, именно под таким именем он попадет в анналы криминала.
— Что за анналы криминала?
— Те газеты, что все читают.
— Назови хоть одну, — прищурился Стоттлмайер.
— Эммм, — задумался Дишер. — «Анналы криминала».
— Никогда о такой не слышал, — недоверчиво хмыкнул Стоттлмайер.
— Да она есть во всех газетных киосках! Просто Вам стоит повнимательнее ее искать. А найти ее нелегко, как «Собачью фантазию» или журнал «Штампы».
— Ага, обязательно поищу, — заверил Стоттлмайер и сосредоточил внимание на Монке. — В одном Рэнди прав: связь не очевидна. Ты не сможешь доказать, что офицер Милнер передал информацию о Геррине Груберу, а без этого нет мотива для убийства.